– Я лучше журналы полистаю.

– Делай что хочешь, но в пределах закрытой хаты.

– Конечно, дорогой!

Выйдя из подъезда, Демьянов сел в «Форд», пожал руку Кузнеченко – помощнику, водителю и телохранителю в одном лице.

– Привет, Кузнец, как настроение?

– Бодрое!

– Никаких плохих предчувствий?

– Нет! А тебя что-то беспокоит?

– Впереди сложная встреча.

– Э, Демьян, кто они есть, эти кавказцы? Чужаки. Ты думаешь, они спокойно себя в центре России чувствуют? Хрен там! Собственной тени боятся. Только – и в этом надо отдать им должное – не показывают это. Уж что-что, а держать себя чечены умеют.

– Ладно! Давай к Хасану.

Кузнеченко вывел внедорожник со двора на улицу Башкирскую и повел его в сторону площади Ленина, к дому Мамедова. В 14.35 «Форд» припарковался прямо напротив подъезда Хасана. Кузнец заглушил двигатель, осмотрелся, произнес:

– А «Шевроле» Ачила не видать…

– Он что, дурак светить здесь свою тачку?

– А чего? Номера наверняка навесил наши. Может, еще не подъехал?

– Черт его знает! Мы рано приехали.

– Так выезжать надо было позже.

– Ничего, подождем.

Демьянов хотел закурить, но сотовый телефон издал сигнал вызова.

– Да!

– Здравствуй, Леонид!

– Это ты? Салам, Ачил!

– А чего стоишь во дворе? Почему не заходишь?

– Встреча назначена на 15.00.

– Э, брось, Демьян! Поднимайся.

Демьянов отключил телефон.

– Ачил? – спросил Кузнеченко.

– Да. Приглашает в хату. Я пойду, а ты смотри тут за обстановкой; не исключено, что чечены приехали не одни. Тачку держи в готовности рвануть отсюда.

– Успокойся, Демьян, слишком ты напряжен. В бардачке флакон бренди, выпей.

– Выпил бы, да нельзя. Ачил воспримет это как признак слабости. Подумает, для храбрости выпил – значит, по трезвянке боится.

– Тоже верно. Я посмотрю за двором и, если что, ребят вызову.

– Да, обзвони их. Пусть будут на стреме.

– Уже обзвонил. Перед тем, как к тебе ехать.

– Молодец! Ладно, пошел я. Видит бог, как не нравится мне ситуация и эта встреча.

– Ничего. Все будет о’кей!

– Надеюсь!

Демьянов вышел из «Форда», не осматриваясь, не спеша прошел к подъезду. Вскоре в прихожей квартиры он по традиции обнял Ачила. Тот являл собой само радушие:

– Рад вновь видеть тебя, Демьян. Смотрю, отдохнул, выглядишь свежим… А я вот подустал, всю ночь пришлось ехать.

– Так отдохнул бы, встретиться могли и позже.

Адаев улыбнулся:

– Как у вас говорят, не оставляй на завтра то, что можешь сделать сегодня?

– У нас сейчас все больше говорят по-другому, а именно – не делай сегодня то, что сможешь сделать завтра.

– Ох уж эти русские поговорки! – рассмеялся Адаев. – И так, и этак повернуть можно. Но проходи, дорогой, в гостиную. Хасан стол накрыл, я для тебя настоящего армянского коньяка привез, посидим, поговорим.

– Что-то я Гурама не вижу…

– Я его по делам послал. Мы в Блачинске проездом, вот и отправил продуктами затариться, машину проверить, помыть, заправить.

Демьянов спросил:

– И куда, если не секрет, путь держишь, Ачил?

– В столицу, Демьян! В Москву!

– А сюда заскочил, значит, ради разговора со мной?

– Исключительно для разговора с тобой.

– Хасан намекнул, новый заказ хочешь сбросить?

– Хасану надо язык отрезать, лишнее болтает. Но что стоишь, как чужой? Проходи! Ты здесь гость, а для нас желание гостя – закон.

– Ты знаешь, Ачил, я не люблю, когда говорят о законе.

– Понимаю.

Адаев и Демьянов прошли в гостиную, где был накрыт стол. Адаев присел на диван, Демьянов устроился напротив, в кресле. Ачил приказал Мамедову:

– Выйди, Хасан! Будешь нужен, позову, мы с другом наедине поговорим.

Демьянов взял в руки пузатую бутылку с темно-коричневой жидкостью и более чем скромной, чуть ли не самодельной этикеткой – не с той, позолоченной, с которой торгуют коньяком в местных магазинах.

– Это и есть твой знаменитый коньяк?

– Только не говори, что никогда не пил его.

– Пил! Давно. Но вкус не забыл.

– Тогда открой, налей, выпей, сравни! Тебе не помешает немного выпить, что-то ты напряжен, друг!

– Ничего подобного.

Демьянов открыл бутылку, налил сто граммов в бокал. Принюхался. Смакуя, мелкими глотками выпил обжигающую темно-коричневую жидкость. Почувствовал, как тепло разливается по телу, успокаивая нервы.

– Да, это настоящий коньяк! Не то что продают…

Адаев усмехнулся:

– Еще бы. Продают самогон, а этого коньяка разливают в год несколько тысяч бутылок. И купить его можно только на заводе.

– Дорогой, поди?

– Смотря для кого. Но ладно. Если захочешь, пей еще, хотя, вижу, успокоился. Вот только не пойму, почему нервничал, мы же не первый раз встречаемся.

– Я же уже сказал, не нервничаю. Просто с бабой поругался. Она, сука, и испортила настроение.

– Твоя Верка?

– Да.

– И терпишь, когда женщина поднимает голос на мужчину?

– Нет! Сейчас она, наверное, до сих пор в ванной, морду в порядок приводит.

– Это, конечно, не мое дело, но зачем тебе баба, которая смеет пасть разевать? Разве ты не можешь найти себе другую? По городу едешь, много красивых девочек гуляет. Стройных, молоденьких.

– Ачил, давай по делу, со своими проблемами я разберусь сам.

Адаев внимательно посмотрел на Демьянова и другим, ставшим вдруг жестким, голосом сказал:

– Хорошо! О деле так о деле. Я действительно при-ехал сюда для того, чтобы передать тебе новый заказ.

– А не часто ли ты сбрасываешь заказы, Ачил?

– Я же плачу за их выполнение?

– Не в этом дело. В таком режиме мы работать не можем. Еще одна акция, и нас начнет искать вся ментовка области. А менты, если их разозлить, способны на многое.

– Вот оно что! Боишься…

– Разве я не прав?

– А как же наш договор, Леня? Помнится, ты очень доволен был, когда тебе предложили работать со мной. Тогда ты не боялся, тогда тебе деньги были нужны, а сейчас испугался? Готов отказаться от бабок? Но, кому, как не тебе, должно быть хорошо известно, что за свои слова надо отвечать.