– То, что депутата и его помощницу замочили в квартире последней, предполагаемый преступник задержан охранником Ломакова. В интересах следствия имя его не называется. Но это молодой человек, которого с Баяновой связывали довольно близкие отношения. Возбуждено уголовное дело. Расследование убийства взял под личный контроль губернатор области.

– И ни слова, что убийца застал Ломакова и Баянову в постели, когда они трахались?

Мамедов усмехнулся:

– Нет, об этом умолчали. Как же можно порочить звание народного избранника?

Бандиты прошли в гостиную.

– Я недавно разговаривал со Школяром, мент пока не может дать какую-либо представляющую для нас интерес информацию, но подтвердил, что следствие склонно считать Сергушина убийцей. Обещал позвонить позже. Связывался я и с Ачилом, он доволен работой твоей бригады.

– Ачил говорил, что деньги за депутата и его шлюху мне отдашь ты.

– Да. Подожди…

Мамедов прошел в смежную комнату, вышел оттуда с кейсом. Положил его на журнальный столик:

– Здесь ровно полтора миллиона. Пересчитывать будешь?

– Да.

– Не доверяешь мне?

– Знаешь, как на зоне говорят? Не верь, не бойся, не проси! Бояться мне вас нечего – сам кого угодно запугаю; просить тоже – заработанное получаю; а верю или не верю, так какая тебе разница? Деньги же, они счет любят.

– Ну, считай!

Демьянов открыл кейс, вытащил две пачки пятисотенных купюр, бегло просчитал их, осмотрел другие пачки, спросил:

– Не фальшивка?

Мамедов внимательно посмотрел на Демьянова:

– Надеюсь, это шутка?

– Конечно!

Главарь банды захлопнул кейс.

– Теперь можно и расслабиться.

Но Мамедов неожиданно сказал:

– Нет, Демьян, расслабляться будешь позже.

Демьянов удивился:

– Что ты хочешь этим сказать?

– То, что завтра приезжает Ачил. Он просил передать тебе, чтобы держал бригаду в готовности к новой работе.

– Да он что, охренел? – воскликнул Демьян. – Опять кого-нибудь придется мочить? Но так нас надолго не хватит. Уже сейчас из-за депутата менты на уши встанут. То, что обвиняют Сергушина, – хрень, его посадят для отмазки, но настоящих убийц искать не перестанут. Поэтому нам просто необходимо залечь на дно. Хотя бы на месяц.

Мамедов развел руки:

– Я тебя понимаю, Демьян, но Ачил имеет собственное мнение, и хочешь ты того или нет, но тебе и твоим подельникам придется делать то, что скажет Адаев.

– Да? С какой такой радости нам придется делать то, что пожелает Ачил? Мы не рабы его, а свободные люди. И он нам не указ.

Мамедов вздохнул:

– Зря кипятишься, Демьян. Раньше думать надо было, до того, как соглашаться на сотрудничество с нами. Теперь вам назад дороги нет.

– Грозишь? – прищурился Демьянов.

Мамедов изобразил саму невинность, сложив руки на груди:

– Ну что ты! Я маленький человек, связной, мне что скажут, то я и передаю. А вот Ачил – это другое дело. От него так просто не уходят.

– Ты вот что, Хасан, передай Адаеву: если он решил, что может устанавливать здесь, в Блачинске, свои порядки, то очень заблуждается в том, что их будут беспрекословно соблюдать. Он здесь чужой, а чужаков нигде не любят.

– Означает ли это, что ты завтра не приедешь на встречу? И что мне, кроме сказанного тобой, еще передать Ачилу?

Демьянов закурил сигарету:

– С Ачилом я встречусь. И передавать ему ничего не надо – сам скажу, что думаю, хотя ты по-любому и в подробностях доведешь до него суть нашего базара.

– Зачем, если ты сам выскажешь свои претензии? Я просто доложу, что бригадир недоволен частыми заказами. Об остальном переговорите с ним лично.

– Эх, не верю я тебе, Хасан, но и проверить не могу. Ладно, когда должен подъехать Ачил?

– Обещал после обеда. Точнее сказать не могу. Как приедет, я сразу позвоню тебе.

– Тогда я пошел.

– Удачи, Демьян!

– О себе думай! Разозлил ты меня, Хасан, а этого делать не рекомендуется. Никому.

Забрав кейс, Демьянов покинул квартиру Мамедова, вышел из подъезда, прошел к «Форду». Сел на свое место переднего пассажира, бросив кейс на заднее сиденье, проговорив:

– Верно говорят: дай черным палец, они всю руку отхватят!

Кузнеченко удивленно спросил:

– Проблемы, шеф? Хасан не отдал бабки?

– Да с баблом все в порядке, но Ачил оборзел. Завтра возвращается из своего Грозного, чтобы подкинуть нам очередной заказ. И это тогда, когда депутат с бабой еще не остыли. Так он спалит нас. И ведь понимает, что спалит. Значит, что? Значит, за быдло нас держит. За псов верных, готовых выполнить любую команду хозяина в любое время.

– В натуре, борзеет Ачил, – пробурчал водитель. – У тебя завтра с ним встреча?

– Да. И завтра я ему все выскажу. Лохов пусть в другом месте ищет.

– А не подкинет чечен какую-нибудь подлянку?

– Хрен его знает. Но мы же не пацаны вчерашние? Разберемся. Не хотелось бы такого работодателя упускать, но и пахать беспрекословно на него не в жилу. Он-то свалит в Чечню, и хер его там достанут, а мы погорим. Прикидываешь, что нас ждет, если к ментам попадем? Хотя откуда тебе знать… Ладно, что стоишь, едем к Степанычу!

По пути успокоившись, Демьян забрал с заднего сиденья кейс, достал оттуда семьсот тысяч рублей, двести протянул Кузнеченко:

– Держи, твоя доля!

Водитель забрал деньги:

– Неплохо за пару часов стоянки в проулке!

– Цени мою щедрость! Окунь, Гусь и Лысый получат по сто штук.

– Ценю, шеф!

Пятьсот тысяч Демьян переложил в целлофановый пакет, закрыл кейс, вернув его на заднее сиденье:

– Смотри за сундуком, там бабки Кожана. И не пытайся вскрыть кейс, не надо!

– А он мне и не нужен. Я свое получил.

– Правильно.

К дому Коробко Демьянов подошел в 15.40. По привычке осмотрелся, прошел через сени в горницу. Подельники смотрели экстренный выпуск новостей, вместе с ними сидел Коробко.

– Что-то интересное показывают? – громко спросил Демьян.

Бандиты повернулись на голос. Окунько отозвался:

– Через каждые полчаса про убийство Ломакова говорят. Одно и то же: убит с помощницей у той на хате, студентом. Хотя его не обозначают.

– Да, крупные дела вы стали проворачивать, ребята, – проговорил Коробко. – Как бы нюх не потеряли. Депутата-то зачем мочканули?