Мама Сергея Новокаса, узнав о похоронах опознанных защитников парламента, возобновила поиски. Помогавшему ей В. П. Бирюлину начали угрожать. Но, наконец, мать опознала сына. Позже установлено, что тело погибшего Новокаса 5 октября доставлено в пятый судебно-медицинский морг на базе ГКБ № 67 от дома 11 а по Дружинниковской улице. Ввиду отсутствия документов личность погибшего не смогли установить. Его тело с 30 ноября 1993 года находилось в Лианозовском трупохранилище. Похороны Сергея прошли 4 марта 1994 года. Сотрудники прокуратуры заявили Галине Харлампьевне следующее: «Передайте Бирюлину, что это последний человек»[328].

В те дни в медицинских учреждениях происходили преступления, требующие специального расследования. Комиссией Государственной Думы с опорой на данные судебно-медицинских экспертиз погибших было установлено, что «имели место случаи забора органов у пострадавших для целей трансплантации»[329]. Комиссия располагала документом департамента здравоохранения США за № 20857 от 22 февраля 1994 года. Из содержания документа следовало, что НИИ скорой помощи им. Склифосовского, куда 3 и 4 октября 1993 года свозились сотни жертв массовых расстрелов, и ряд других московских центров в то время широко осуществляли незаконный экспорт человеческих органов и тканей за рубеж. В те дни бешеную активность развили выездные бригады НИИ трансплантологии[330].

Николай Николаевич Челяков 3 октября 1993 года был избит у станции метро 1905 года. Лечился дома. 11 октября поступил в Боткинскую больницу, где после проведенной операции умер 12 октября. По заключению судебно-медицинской экспертизы № 1173 от 24 ноября 1993 года «на передней брюшной стенке разрезы от забора почек — почки отсутствуют»[331]. Родителям смертельно раненной выстрелом в шею шестнадцатилетней Марины Курышевой, скончавшейся в больнице, тело выдали с извлеченными внутренними органами[332]. Защитница Верховного совета Алевтина Александровна Маркелова через некоторое время после октябрьской бойни восстанавливала здоровье на базе отдыха. Там же «отдыхал» и врач из Института им. Склифосовского, который сильно пил и говорил, что у раненых вырезали органы, тем самым убивая людей.

У общественного объединения родителей и близких погибших и граждан, пострадавших в событиях 21 сентября — 5 октября 1993 года, хранился список, где указаны данные по 20 тяжелораненым детям, доставленным в больницы в те расстрельные дни. Но участникам родительского объединения не удалось выяснить дальнейшую судьбу детей.

Прокуратура, министерство безопасности и милиция все же устанавливали личности некоторых погибших, имена которых потом по разным причинам не попали в официальный список погибших. В Генеральной прокуратуре на вопрос журналистов «Новой ежедневной газеты», устанавливаются ли фамилии погибших в Белом доме, ответили несколько загадочной фразой: «В той степени, как это соотносится с совершенным преступлением»[333]. Первый заместитель министра безопасности С. В. Степашин в интервью журналистам газеты «Комсомольская правда» сообщил о защитниках Дома Советов следующее: «Были там и „баркашовцы“, и „приднестровцы“, и чисто случайные молодые люди 17–19 лет… Получая в „Белом доме“ оружие, они оставляли свои паспорта. Документы эти сейчас у нас»[334].

Похороны. Фото предоставлены редакцией газеты «Завтра»

Первый заместитель прокурора города Москвы Ю. А. Смирнов заявил, что вечером 4 октября недалеко от Краснопресненской заставы во время интенсивной перестрелки погибла шестилетняя девочка[335]. По данным Петровки, 38, в морг Института им. Склифосовского доставили 59 трупов, среди них — четыре женских и пять детских[336]. Непонятно, какой возраст погибших подразумевался под словом «детских», и, если предположить, что их имена установили, неясно, включили ли в список жертв.

0 том, что следственные структуры все же пытались установить имена жертв и даже выдавали трупы для погребения, свидетельствуют следующие факты. Журналисту газеты «Аргументы и факты» Н. Солдатенкову позвонил следователь прокуратуры и попросил приехать в морг Боткинской больницы на опознание погибшей у Дома Советов девушки, в кармане которой нашли его, Солдатенкова, номер телефона. «Кто-то звонил накануне в редакцию, — вспоминал журналист, — обещал приехать в тот, как оказалось, кровавый понедельник, но не приехал. Возможно, что это была она»[337].

7 октября на Кузьминском кладбище похоронили скончавшегося от ран 5 октября Игоря Андреевича Константинова. Жене сообщили, что погиб при невыясненных обстоятельствах[338]. Знакомые Константинова, присутствовавшие на похоронах, в личной беседе с автором этих строк уточнили, что Игоря Андреевича сильно избили в районе Большой Дорогомиловской улицы. Он ехал к своей маме, которая жила там недалеко. Константинова, еще живого, но, видимо, в бессознательном состоянии, вывезли в другой район Москвы. Позднее в морге родственникам предъявили его тело в синяках и кровоподтеках; сообщили, что скончался в результате черепно-мозговой травмы.

По свидетельству журналиста В. Логачева, в конце февраля 1994 года в Курске похоронили защитника Белого дома, погибшего 4 октября. Его тело незадолго до того обнаружили в одном из московских моргов[339].

В газету «Советская Россия» пришло письмо из города Магнитогорска Челябинской области следующего содержания: «При штурме Дома Советов 4 октября 1993 года безвинно погиб наш племянник (отличник учебы, честный, дисциплинированный парень), который в это время был в Москве на консультации у врачей и случайно был вовлечен толпой в массу народу и расстрелян почти в упор спецназовцем отдельного 218-го батальона. Об этом узнал его родственник, который был вместе с ним до самой его смерти и узнал, кто стрелял в Сашу»[340].