— Если дамочка так болезненно относится к чужим воспоминаниям, значит, ей есть что скрывать, — заметил Герман.

— Вот уж не знаю. Она училась в местном университете вместе с моей сестрой, и та утверждает, не было ни в ее жизни, ни в ней самой ничего особенно интересного. Ничто, так сказать, не предвещало… Может, страшные тайны возникли позднее, но я сомневаюсь. Думаю, ее скорее злит их отсутствие. Агния Борисовна любит напускать таинственности, достаточно заглянуть на ее сайт, чтобы в этом убедиться. А на деле ее жизнь довольно однообразна. Много работы, у нее ведь в год по три книжки выходит, встречи с читателями… вот, пожалуй, и все.

— Она замужем?

— Была, насколько я знаю. Но развелась довольно давно. Потом, кажется, опять вышла замуж, уже в Москве, но вроде бы снова развелась.

— Что скажете по поводу любовника?

— Ничего. Она не Джонни Депп, чтоб за ней папарацци гонялись.

— В таком случае нельзя ли поговорить с ее подругой? — Герман усмехнулся. — Если они сейчас враги, вряд ли она откажет себе в таком удовольствии. Как считаете?

Мария Львовна, так звали женщину, посмотрела на него очень внимательно. Уверена, на языке у нее вертелся вопрос, но она так и не решилась его задать.

— Если подождете минут пятнадцать, постараюсь это устроить, — наконец произнесла она, тяжело поднимаясь со своего кресла, и покинула кабинет. Герман в ожидании ее возвращения постукивал по столу линейкой, которую обнаружил среди бумаг, его хозяйский вид слегка меня нервировал, а стук раздражал. Дверь скрипнула, и появилась Мария Львовна. — Записывайте адрес и номер телефона.

Герман набрал номер квартиры на домофоне, и мы услышали хрипловатый голос:

— Кто?

— Вера Сергеевна, — защебетала я, — вам звонили из газеты…

— Заходите. Третий этаж.

Дом был послевоенной постройки, пятиэтажный, лифт отсутствовал. В подъезде чисто, но запах стоял специфический, какой бывает в квартирах пожилых людей. Дом сам напоминал старика, поскрипывал перилами, точно больными суставами. Между стекол в окне второго этажа билась бабочка, не находя выхода. Пропустив Германа вперед, я открыла форточку, и она вылетела на волю. Он, конечно, это увидел, усмехнулся, но промолчал.

Из-за открытой двери, которую сдерживала цепочка, на нас недоверчиво смотрела женщина лет пятидесяти. Агния Дорт, по крайней мере на фотографии, выглядела лет на десять моложе ее. Обесцвеченные волосы собраны на затылке, подбородок, даже не двойной, а тройной, светлые глаза, подведенные синим карандашом, полукруги бровей черного цвета. Вряд ли жизнь ее особенно радовала, по крайней мере в последнее время. Она перевела взгляд с меня на Германа и кокетливо улыбнулась. Сняла дверную цепочку и пропустила нас в квартиру.

На женщине было черное платье с длинными рукавами, фигура сохранилась лучше, чем ее лицо, полная, но далеко не безобразная. Она вновь задержала взгляд на Германе и произнесла:

— Вас предупредили? Я хочу тысячу долларов.

— Хватит и сотни, — хмыкнул он, протягивая ей купюру.

В первый момент я решила, тетка нас непременно выгонит, но она смотрела на деньги с такой жадностью, что сомнения отпали, Герман прав, хватит и сотни. Женщина схватила деньги и без стеснения сунула их в бюстгальтер, криво усмехнулась и сказала, обращаясь к моему спутнику:

— Вы не журналисты.

— Может, и нет. Зато у меня найдется еще одна сотня.

— Ладно, проходите, — женщина вновь усмехнулась. — Кто бы вы ни были, а пришли по адресу: Агнешку я знаю как облупленную.

Мы оказались в просторной комнате со следами былого достатка, как пишут в романах. Добротная мебель, очень модная лет тридцать назад, картины на стенах, в основном пейзажи, выполненные весьма талантливо, тяжелые портьеры на окнах.

— Садитесь, — кивнула хозяйка в сторону дивана, сама опускаясь в кресло. — Чай и кофе к интервью не прилагаются. Если только за отдельную плату.

— Перебьемся, — ответил Герман, судя по всему, с дамой он решил не церемониться, впрочем, она этого от него и не ожидала. — С Агнией Борисовной вы, оказывается, в ссоре? — закидывая ногу на ногу, спросил он.

— Ага, не то сказала. Один раз не то сказала, и дружба кончилась, а ведь тридцать лет дружили. И чего такого я ляпнула? Да ничего. Просили забавную историю из школьной жизни, ну я и порадовала. Как у Агнешки на уроке физкультуры резинка на штанах лопнула. Между прочим, истинная правда. Чертова выпендрежница, всегда такой была. В школе байки рассказывала, что у нее польские князья в роду, то ли Потоцкие, то ли Хмельницкие. На самом деле дед ее в лагере сидел, тут, неподалеку, правда, действительно поляк, а фамилия смешная: Печка. Тоже мне граф. А уж как популярной стала, и вовсе нос задрала. Добра никогда не помнила. Когда они с мужем на нищенские зарплаты жили, а мой-то на продовольственной базе работал, я к ним каждый день с полными сумками. А как пошли у моего дела хуже некуда, попросила у нее взаймы, так не дала. И просила-то всего триста тысяч рублей, невелика сумма с ее-то доходами…

— Книги приносят неплохие деньги? — перебил Герман, утомившись ее жалобами, которые особенно интересными ему не показались.

— Может, и приносят, — нахмурилась Вера Сергеевна. — Но вряд ли бы их хватило, чтобы жить так, как она живет. Усадьба эта, дом в Геленджике, квартира в Москве… Деньжищи ей муж оставил.

— Вот об этом поподробней, — кивнул Герман.

— Пожалуйста. Первый ее муж инженером работал, а она училка, литературу в школе преподавала. Надоело ей копейки считать, и она его в Москву потянула. Он там неплохо устроился, а она приличную работу все никак найти не могла, вот и стала книжки писать. Сейчас все пишут, кому не лень. Впрочем, говорят, талант у нее. Может, и талант, я в этом не особо разбираюсь. Оглянуться не успели, а она уже звезда, — Вера Сергеевна зло фыркнула. — Ну и подцепила где-то своего Вадима. Мужик богатый, в Подмосковье два завода имел, да и так всего по мелочи, с женой быстренько из-за нашей звезды развелся, детей у них не было, бывшей ни гроша не оставил, ловкач. Ну и Агнешка, само собой, Игорька сразу побоку, за пять минут вещички собрала, прощай, дорогой, наша встреча была ошибкой. Ладно Игоря, она и сына бросила, Степке тогда всего-то одиннадцать лет было, оставила с отцом. Одно слово, кукушка. Раз в год его навещала, на день рождения. Барахла навезет, полчаса побудет, и поминай, как звали.

— Сколько сейчас лет ее сыну? — спросил Герман.

— Дайте сообразить. Моему двадцать три, выходит, Степке двадцать один. Он мать любил без памяти, но ей, конечно, не до него было. Другая жизнь, приемы там всякие, за барахлом в Италию, отдыхали то в Африке, то в Австралии… И хоть бы раз мальчишку с собой взяла.

— Он до сих пор живет с отцом?

— А где ему еще жить? Матери-то не нужен. Игорь вскоре после развода с Агнешкой второй раз женился, хоть в этом мальчишке повезло, хорошая женщина попалась. И бездетная. Ну а Вадима господь через три года прибрал, и все свое добро он Агнешке оставил. Вот ведь везучая, стерва. Она бизнес его продала и живет теперь в свое удовольствие, ни в чем себе не отказывая.