– Думаю, интересно, а можно ли сделать, чтобы люди нас не боялись? – отвечаю я Мирке. – Страх хорошая штука. Но мне бы хотелось вызывать у людей разнообразные чувства. Не один только страх.

– Ай, да они не только нас, а всего на свете боятся! – смеётся Мирка. – Тут ничего не сделаешь, разве только украсть младенца и воспитать, чтобы к нам привык с малолетства. Но это вряд ли получится. Говорят, в старину кто-то пробовал, но ничего не вышло. Не приживается среди нас человек.

– Ещё чего не хватало, с младенцем возиться! – фыркает Галя.

– Тем более, один у нас уже есть, – ехидно вставляет Лех.

Он меня часто «младенцем» дразнит. Мне не обидно, Лех по-своему прав.

– Ещё я думаю, вот бы посмотреть, что в той сумке, которую женщина бросила, – говорю я. – Жалко, что её невозможно открыть. Мы можем прикоснуться, потрогать, но не открыть закрытое, вообще ничего нам нельзя изменить. Или это возможно, просто я пока не умею?..

– Открыть? – удивляется Тася. – Настоящую сумку? Вот прямо руками? Было бы здорово. Я бы тогда грабила всех прохожих подряд! Только чудес, к сожалению, не бывает. Мы не в сказке. Добро пожаловать в реальную жизнь!

– На самом деле чего только не бывает, – вставляет Лех. – Слышал, у тех, кто очень долго живёт, иногда получается открывать, закрывать, даже ломать и чинить. Не буду врать, своими глазами не видел, но так говорят.

Я бы всё равно сам проверил – а вдруг получится? Мне лишний раз прогуляться не лень. К тому же мой Эфраим считает – пока был живым, считал, – что когда есть возможность попробовать, лучше делать, чем рассуждать.

Но в этот момент из-за угла к нам выходит – мужчина? мальчик? старик? В общем, наверняка он не женщина, это я отличать умею, женщины обычно теплее и дышат иначе, и в другом ритме внутри дрожат. Сейчас у человека три тени; я знаю, что это просто от фонарей, но он всё равно мне из-за этого сразу нравится. Мой Эфраим почему-то думает, что чем больше теней, тем веселей. Кому именно веселей, я не знаю, мне его – себя, Эфраима – не всегда бывает легко понять.

Мужчина, мальчик, старик идёт как-то странно. То ли танцует, то ли, как это с людьми случается, пьян. И от этого он ещё больше мне нравится. Почти как Мирка, когда говорит: «Не грусти», – а может быть даже больше. Интересно, это и есть «любить», когда так сильно кому-то рад?

Смотрю на него, веселюсь и думаю: пусть этот мальчик, мужчина, старик окажется колдуном. Или хотя бы просто героем, который не боится вообще ничего. Короче, пусть он нас увидит и не испугается. И рядом со мной хоть чуть-чуть посидит.

Но человек, мужчина, мальчик, старик идёт не к нам, а прямо к брошенной сумке, которая лежит на земле. Я знаю, что люди любят присваивать чужое имущество, без каких-то возвышенных соображений, просто от жадности, им только дай. Но сейчас мне нравится думать, что этот человек ищет сокровища. Специально среди ночи вышел из дома, чтобы как следует их поискать. И нашёл – вот это везение! Я так рад, словно это не с ним, а со мной случилось. Будто я сам нашёл ночью на улице сумку, в которой лежит корона сказочного царя с рубинами и сапфирами. И ещё с изумрудами, как я о них мог забыть?!

Мы сидим и смотрим на человека, мужчину, мальчика, старика. Даже Тася не порывается его напугать, но не потому, что ей интересны сокровища. Просто этот человек рад находке, а радость у людей – очень редкое чувство. Чем дожидаться, пока кто-то из них обрадуется, проще самому сто раз её испытать.

Человек поднимает сумку и достаёт из неё корону. Не знаю точно, с какими камнями, но они так сверкают в свете уличных фонарей, что можно не сомневаться: камни – что надо. Такие, каким положено быть у волшебных царей.

– Ё-моё, – говорит человек, разглядывая корону. Он сейчас так радуется, что девчонки тихонько стонут от наслаждения. Радость это, конечно, очень приятно, гораздо круче, чем страх, но ощущение такое сильное и непривычное, что лично я бы его с удовольствием поделил пополам.

Лех смотрит на меня с таким интересом, словно я невесть во что превратился, хотя это всё-таки вряд ли – форма есть форма, пока сама не рассеется, её нельзя изменить.

– Это же ты хотел, чтобы в сумке лежала корона? – спрашивает Лех.

Он так долго живёт в этой форме, что много чему успел научиться. Даже чужие мысли читать. Не знаю, зачем ему, лично мне и своих хватает; если честно, иногда их даже больше, чем надо. Но кто знает, что будет, если я проживу так же долго? Может за столько лет свои мысли закончатся, а совсем без мыслей жить окажется скучно? Тогда тоже надо будет научиться читать чужие, как Лех.

В общем, Лех меня спрашивает: «Ты хотел, чтобы в сумке лежала корона?» – и я киваю, зачем обманывать. Я же и правда хотел.

– Ну ты даёшь! – говорит мне Лех. Не насмешливо, как обычно, а восхищённо. – Я о подобных фокусах только слышал, когда только здесь появился, от тогдашних таких, как я теперь стал, стариков. Думал, байки. Быть такого не может, чтобы кто-то из наших просто силой своих желаний изменял человеческий мир!

– Я нечаянно, – объясняю.

Потому что, во‐первых, и правда нечаянно. На самом деле я не умею, меня таким фокусам никто никогда не учил. А во‐вторых, чтобы Леху не стало обидно, что я сделал такое, чего он сам даже представить не мог.

Но договорить я не успеваю, потому что мальчик, мужчина, старик надевает корону на голову и стоит, озираясь с таким интересом, словно до сих пор был слепым, и внезапно прозрел. И теперь он чувствует нечто настолько необычное, сложное, что девчонки мгновенно приходят в себя, Лех мечтательно улыбается: «Вот это у нас приключение!» – а я… ну, даже не знаю. Может быть, когда говорят: «Я счастлив», – что-то такое имеют в виду?

В начале было слово, и слово было: «кот».

– Кот, – сказал незнакомец и присел на корточки, чтобы им с котом было удобней друг на друга глядеть.

Потом были другие слова: «иди сюда», «какой ты красавец», «жрать, небось, хочешь» и «ну-ка, сейчас посмотрим, что у меня тут есть».

Потом была птица. Незнакомец достал её из кармана, как будто специально поймал, убил и принёс. Не начинка из пирога, не кусок колбасы, не домашняя котлета с налипшими хлебными крошками, не комок творога. Все эти яства доставались коту регулярно, он был обаятельный. Полосатый рыжий котище, такого всем сразу хочется накормить. Но мёртвыми птицами кота до сих пор не угощали. Люди птиц в карманах не носят. Хочешь съесть птицу – лови её сам.

От удивления кот попятился, присел и внимательно поглядел на незнакомца. Зелёные глаза встретились с другими зелёными. Выглядит как человек, щурится как зверь, пахнет как зимняя тьма, мерцает как свет, несётся как ветер. Не человек, – понял кот. – Гораздо лучше, чем человек.

Кот отвёл взгляд, подошел и осторожно потрогал лапой колено – каков на ощупь этот не-человек?

Оказалось, тёплый, как солнце. Приятный. Полезный. Такой и в морозы может согреть.