– Получается, весь тот вечер отец Лаврентий находился с вами?

– Да, да, да.

– Вы его давно знаете, как он вообще? Психика у него устойчивая?

– Странный вопрос вы мне задаете. Он мировой парень. Очень любит учиться до сих пор. Мистик, конечно, но священники все мистики, такова профессия.

– Может, у него какой-то срыв был нервный когда-нибудь, не замечали? Странности в поведении?

– Странностей я не замечал. Кто сейчас не странен? Я сам странный человек, – Яков Ямщиков усмехнулся. – Вы не находите, нет? Я когда вошел, вы на меня так воззрились, как на чучело огородное. А насчет стресса… Это как раз могло быть, стресс у Лаврушки, причем сильнейший. Его ведь обманом на дурочке женили!

– То есть как это на дурочке?

– Ну, как-как, а вот так. У него ведь карьера могла блестяще в лавре сложиться, но он захотел служить в приходе. И нашлись какие-то ходатаи сразу, откуда он их взял, не пойму? Какие-то ходатаи, связи. Этот вопрос насчет назначения его сюда, в приход подмосковный, начали педалировать. И церковь, мол, построим, профинансируем, целевое выделение – понимаете, под его имя.

– Я не понимаю.

– Сейчас поймете. Приходы в разных местах расположены, и есть много мест удаленных. Например, край Читинский, край Красноярский, Север наш дальний могучий. Там ведь тоже люди живут, прихожане и жаждут слышать слово божье, и церкви там необходимо строить. А подмосковные приходы, столичные – это место лакомое. Все хотят в такой приход. А уж тут у вас, в Новом Иордане, и вообще лепота. Золотое Подмосковье, престиж. И чтобы молодой священник сразу был назначен в такой приход… О, это мечта. Так вот за отца Лаврентия появились ходатаи – не знаю кто, врать не буду. Но церковь этого не любит, церковь сама эти вопросы решает. Покровитель Лавруши архиепископ Северо-Двинский не стал возражать против пожеланий мирян видеть именно отца Лаврентия настоятелем новой построенной церкви здесь у вас, в Новом Иордане. Он высказался за назначение его в этот приход. Однако речь шла о женитьбе, таковы правила. Обычно кандидатур несколько, все очень достойные девушки. А тут кандидатура была одна – какая-то дальняя родственница архиепископа из Выборга из бедной семьи. Отец Лаврентий согласился не глядя, чего же не составить счастье родственнице архиепископа. Они не виделись до свадьбы, это как знакомство по Интернету по фото. Переписываешься с красоткой-моделью, а потом хлобысть! Ты в любви-то клялся потному волосатому мужику-извращенцу.

Девица ненормальной оказалась, шизофреничкой. Выяснилось это сразу после свадьбы, у нее очередной заскок начался. Но теперь не разведешься. Либо сан слагай. Этот обман сильно на него подействовал. От своего благодетеля он такого не ждал. А того понять можно, девчонка там с голоду дохла, у нее в перспективе психбольница маячила, а тут пристроена, Лаврушка о ней заботиться обязан. А то, что детей у них не будет, что это ей категорически противопоказано, то это плата за теплое место, за здешний приход. В общем, скандал грандиозный с его женитьбой, он молча это глотать не стал. Молодой еще. Но потом он поразмыслил, пораскинул умишком и решил спустить все это на тормозах. Живи не так, как хочется, а так, как бог велит. Все это к смирению, к укрощению гордыни нашей. Но след-то, видно, глубокий в душе остался. Вот вам и стресс, психика екнулась.

Катя отошла от двери – в коридоре показались сотрудники полиции, разводившие по кабинетам новую партию свидетелей. Все это гости банкета в «Лесных далях».

Катя покинула коридор и присела на подоконник, обдумывая то, что она подслушала. Показания Якова Ямщикова… Про них забывать не стоит.

Прошло бог знает сколько времени. А потом снова появился Жужин.

– И как впечатления? – спросил он.

– Вы отыскали очень много свидетелей.

– И все они разными путями, но подтверждают его алиби. Двенадцатого июня он не мог совершить убийство Марии Шелест, потому что находился на благотворительном мероприятии и банкете с семи вечера до полуночи. Я и так это знал с самого начала.

– Вы знали? – Катя потеряла дар речи. – Откуда?

Жужин снова глянул на нее снизу вверх, словно сверху вниз. Как это у него выходило – с ума сойти!

– Мне об этом сказала моя жена. Сразу, как только мы вынуждены были его задержать после этого его идиотского признания.

– Ваша жена?

– Она присутствовала на том мероприятии, жена моя ведь в здешней администрации работает. Они и банкет организовывали в «Лесных далях» для спонсоров. Она видела отца Лаврентия – и как он речь говорил, потом за столом. Я ее, естественно, вызывать не стал, тут и так свидетелей хватает, но она для меня главный очевидец. Ее словам я верю как своим глазам. Поп был там и не мог совершить убийство и бросить труп… бедное тело Марии в тот чертов пруд.

– Ну а теперь я могу поговорить с отцом Лаврентием? – спросила Катя Жужина.

– Пожалуйста. Как только мы допросим последнего свидетеля и суммируем показания, мы его отпустим.

Жужин с рук на руки передал Катю помощнику дежурного, распорядившись, чтобы тот проводил ее вниз в ИВС и «водворил» в следственную комнату для беседы со священником.

Там Катя и дожидалась, пока приведут отца Лаврентия. Следственная комната – пустая и тесная – пахла ремонтом и масляной краской. Солнце яркими лучами пронзало зарешеченное тюремное окошко и ложилось на пол золотыми квадратами.

– Здравствуйте.

Катя увидела в проеме двери отца Лаврентия, сзади маячил сотрудник ИВС.

– Вот для беседы, – сказал он. – Проходите, отец, садитесь. Я в коридоре.

То, что конвойный – старшина, полицейский предпенсионного возраста – назвал этого парня в рясе «отцом», звучало как-то странно, но слух не резало.

Катя встала и официально «длинно» представилась – звание, должность. Они сели друг против друга, их разделял лишь хлипкий столик для записей. Но впоследствии Катя одновременно жалела и радовалась, что не вела никаких записей.

Пару секунд она с любопытством разглядывала отца Лаврентия. Ровесник, даже моложе ее на несколько лет. Как-то необычно видеть двадцатишестилетнего парня в роли «батюшки». Выглядел он очень спокойным, даже отрешенным. Бледный, худощавый, кисти рук очень красивой формы с удлиненными пальцами, как у музыканта. За три дня пребывания в камере на его щеках и подбородке не появилось щетины. Кожа была гладкой, как у младенца.

– Я прямо к делу, отец Лаврентий, – Катя решила начать с главного. Чего-то там «наводящего» она в данную минуту просто не могла придумать. – Меня послали сюда для того, чтобы я встретилась с вами и попыталась понять ваш поступок. И даже в случае, если я его так и не пойму, попытаться вас убедить отказаться от вашей явки с повинной. Сегодня с самого утра здесь, в отделе, допрашивают людей, которые видели вас вечером двенадцатого июня совершенно в другом месте. Очень много свидетелей, и они все подтверждают ваше алиби. Вы не убивали Марию Шелест, потому что не могли этого сделать. Вы сами помните, где вы находились вечером двенадцатого июня?