Не менее красноречивы истории о привидениях, показывающие, что не только грудные младенцы, но и дети постарше гибли от пренебрежения взрослых.

Пожалуй, одним из самых несчастных английских призраков считается Мальчик из Гилсленда, которого можно встретить в одноименной деревне возле вала Адриана. Хотя легенда о нем касается более ранних времен, упоминания об этом приведении берут свое начало в XIX веке. Призрак может подойти к прохожему, идущему вдоль вала, и взять его за руку. А когда прохожий, поежившись от ледяного прикосновения, опустит глаза, то никого не увидит. Впрочем, свидетели все же описывали маленького мальчика, который дрожит от холода и протягивает руку, словно прося еды. Много веков назад юного наследника замка взял на прогулку дядюшка-злодей и бросил посреди обледенелой пустоши. Через несколько дней крестьяне нашли окоченевший труп ребенка. Мальчик замерз насмерть, пытаясь укрыться за валуном. С тех самых пор его призрак преследовал потомков убийцы. Когда одному из них случалось захворать, рядом с постелью появлялся призрачный ребенок и, если болезнь была смертельной, клал на больного руку, бормоча: «Холодно, холодно, ах, как мне холодно! Но и ты замерзнешь навечно».

Не менее жуткая история произошла в поместье Бишэм Эбби в Беркшире. В восточном крыле поместья бродит призрак леди Элизабет Хоби, которая и по сей день оплакивает своего погибшего сына Уильяма. Элизабет, дружившая со своей тезкой Елизаветой Первой, в совершенстве знала латынь и греческий. Амбициозная мать хотела, чтобы ее дети тоже достигли успеха в науках. К сожалению, младший сын учился из рук вон плохо. Когда он в который раз наделал ошибок в домашнем задании, мать высекла его и заперла в чулане, сказав, что не выпустит, покуда он все не перепишет. В тот же день к ней прискакал гонец от королевы, срочно требовавшей ее во дворец. Впопыхах леди Элизабет забыла про запертого Уильяма, а когда вернулась домой, мальчик уже умер от голода в чулане. До конца своих дней леди Элизабет не могла забыть тот жестокий поступок, и даже после смерти она продолжает рыдать в коридорах поместья. А в 1840 году, во время ремонта, под старыми половицами нашли листы бумаги с именем «Уильям Хоби». Листы были сплошь исписаны неряшливым детским почерком, но в некоторых местах чернила были размыты (вероятно, от слез). Впрочем, скептики утверждают, что леди Элизабет не имела сына с таким именем и все это вымысел.

Изобилие призраков, в том числе и малолетних, можно найти в Йорке. Гиды рассказывают, что в начале XIX века в районе Бэдэрн находился приют, где творились темные делишки. Насколько темные – о том есть различные версии. По одной из них, наставник-пропойца попросту заморил голодом нескольких ребятишек, а вот по другой, он был настоящим маньяком. От голода и холода его подопечные умирали десятками, но директор ленился их хоронить. Чтобы не тратить усилий понапрасну, он складывал тела в шкаф. Далее эта версия тоже разветвляется. То ли директор засунул в шкаф еще живого мальчишку, который поднял крик, обнаружив там мертвых товарищей, то ли крики почудились директору, ведь шкаф, битком набитый трупами, расшатывает нервы. В любом случае, директор схватил нож и перерезал всех оставшихся детей. Духи убитых оборвышей задержались в этом районе: иногда до прохожих доносится их плач, а иногда смех. Призрак маленькой девочки обитает в Йорке по адресу Стоунгейт, 41. Эта девочка родилась уже в викторианскую эпоху. Однажды родители устраивали прием и совсем забыли про дочку. Ей же очень хотелось посмотреть, как веселятся взрослые. Девочка перевесилась через перила на лестнице, но потеряла равновесие, упала и разбилась. Время от времени ее призрак скрипит ступенями, а иногда сидит на магазинной стойке (сейчас в доме находится магазин) и болтает ногами.

Истории со счастливым исходом хоть и редки, но все же встречаются в английском фольклоре. В Девоне рассказывали о графине Изабелле, которая как-то раз во время прогулки повстречала крестьянина, тащившего большую корзину. Проницательная графиня заметила, что в корзине что-то попискивает и шевелится. На все расспросы крестьянин отвечал, что несет топить щенков. Но графиня не отставала, и тогда мужчина нехотя признался, что его жена родила сразу семерых сыновей. Прокормить такую ораву бедняге было не под силу, вот он и решил разделаться со всеми разом. Жалостливая дама усыновила малюток, которые потом унаследовали ее состояние.

Не секрет, что в XIX веке детям приходилось трудиться наравне со взрослыми. Дети постарше могли, к примеру, устроиться на фабрику или пойти в услужение. Кроме того, женщины и дети работали в шахтах по двенадцать и более часов в день. В некоторых шахтах от них требовалось поднимать на поверхность корзины с углем, в других – ползти на четвереньках и тянуть за собой груженую вагонетку, которая крепилась к талии с помощью цепи. Дети тянули вагонетки наравне со взрослыми или же открывали затвор дверей, чтобы вагонетки могли проехать. Сара Гудер, восьмилетняя девочка, открывавшая дверь вагонеткам, так описывала свою работу: «Я не устаю, но там, где я сижу, нет света, и мне страшно. Если рядом есть свет, иногда я пою, но только не в темноте. Тогда я не смею петь. Мне не нравится в шахте».

В 1833 году были определены часы работы для несовершеннолетних шахтеров: дети младше 13 лет не могли работать больше 8 часов в день, подростки до 18 лет – только 12 часов в день. Детям запретили работать по ночам. Вместе с тем законодательные препоны можно было обойти: родители прибавляли своим отпрыскам пару лет, чтобы те работали дольше, а значит, и зарабатывали больше. После 1842 года женщины и девочки трудились только на поверхности, занимаясь в основном сортировкой угля.

А лондонские трущобы? Чем только ни приходилось заниматься тамошним детям! Они стояли с метлами на перекрестках, чтобы очистить прохожим дорогу от слякоти, и рылись по берегам Темзы, собирая гвозди, кусочки угля и обрывки веревки, словом, все то, что можно было продать старьевщику.

Но самая известная детская профессия XIX века – это, конечно, трубочист. Чтобы камины работали исправно, не дымили, трубы приходилось время от времени чистить. Трубы были узкими, так что для их чистки требовалось или специальное оборудование, или же очень худенькие работники маленького роста. Дети, иными словами. А поскольку дети стоили дешевле новых технологий, англичане предпочитали использовать именно их.

В подмастерья к трубочистам отдавали мальчиков-сирот в возрасте от четырех лет – чем младше, тем лучше. Сиротские приюты таким образом «обеспечивали будущее» своим воспитанникам, и вполне законным было принуждать к этой работе бродяжек. Хозяин маленького подмастерья обязывался одевать его, кормить и обучать мастерству. Теоретически подмастерье мог дослужиться до помощника трубочиста, но большинство мальчишек, когда их рост уже не позволял лезть в трубы, вынуждены были искать другую работу. Некоторые гибли в юном возрасте, ведь такому заработку сопутствовал серьезный риск. Работа заключалась в том, чтобы залезть в трубу и почистить ее изнутри скребком или щеткой. На первых порах дети боялись лезть вверх по трубе, вдруг застрянешь. Поэтому обычной практикой считалось зажечь немного соломы в камине, чтобы вынудить трубочиста двигаться вверх. Отсюда и происходит английское выражение «развести под кем-то огонь» (to light a fire under somebody) в смысле: «заставить кого-то работать быстрее». У трубочистов не было защитной одежды или респираторов. Порою дети застревали, срывались вниз или задыхались от пыли прямо в трубе. Кормили их плохо, ведь чем тоньше подмастерье, тем он полезнее. Мальчишки редко мылись (воду для них никто разогревать не станет), поэтому год за годом на их телах накапливались слои сажи. Постоянное соприкосновение кожи и копоти приводило к серьезным заболеваниям, в том числе онкологическим. Мало кого заботило физическое состояние трубочистов, а вот за их духовным развитием строго следили. Согласно лондонским законам, подмастерья трубочистов могли работать лишь 6 дней в неделю. В воскресенье мальчики должны были посещать воскресную школу для изучения Библии, ибо только так они могли спасти свои души. Можно представить, что чувствовали дети, никогда не знавшие милосердия, сталкиваясь с подобным лицемерием. С другой стороны, религия давала им утешение и прогоняла одиночество. Это двоякое чувство отражено в стихотворении Уильяма Блейка «Маленький трубочист»: