взять с собой, например посуду, на этом кладбище). Через два дня вся техника батальона стояла ровными рядами на новом месте.

Меня должны были уволить в августе, оставалось служить около месяца. Жену и сына я отправил в Майкоп к родителям, следом отправил контейнер с вещами, сдал квартиру и перебрался в офицерское общежитие в Советск. Общежитие находилось на территории гарнизона, вход через КПП танкового полка. Комнаты на два человека со всеми удобствами, уборку, смену белья делали горничные. Надо сказать, что общежитие (гостиница) сохранилось от немцев. Видимо, тут жили офицеры, так как при немцах тут было танковое училище имени Гудериана.

Почти все двухгодичники были уволены к средине августа. Остались только те, кто попал в приказ о проведении учений для слушателей академий. Меня вывели за штат. Должность сдал выпускнику военного училища. Ходил на развод. Иногда комбат просил выполнить отдельные поручения, приказать уже не мог. Я ездил старшим на обкатку новых КРАЗов-255, ездил в лес за брёвнами, камнем, кирпичом для постройки боксов. С сентября начали платить за выслугу (после двух календарных лет службы), к окладу плюс двадцать рублей. Кстати, находясь за штатом, денежное содержание получал полностью.

Один раз послали старшим в колонне из семи машин на полигон. Там заканчивались командно-штабные учения. Командиры частей Советска, в том числе и наш комбат, на другой день должны были разъехаться по делам, в основном, в штаб округа. Когда подъехали к КПП полигона, у нас проверили документы, объяснили, как и куда ехать, но не предупредили, что выезжать на ровную, грейдерованную дорогу нельзя, она только для командующего округом. А я повёл колонну по ней, подъехал к штабу полигона и тут же был арестован начальником гарнизона. Чего только я не услышал от этого полковника! Обещал снять звёздочку. Мне надоело его слушать, сказал, кто я, что звёздочки мне не нужны, что через неделю увольняюсь. Кончилось всё ничем, и я спокойно вернулся в часть.

Недалеко от КПП, где была гостиница, был железнодорожный вокзал и хороший ресторан. Напротив было здание университета (при немцах). На фасаде сохранилась памятная доска, где на немецком языке было указано, что в XIX веке (точно не помню) его окончил известный философ Кант. В университете стояла воинская часть.

Хочу отметить характерную особенность планировки немецких городов в Пруссии. Планировка строилась по принципу радиальных лучей, сходящихся в одной точке. Шесть-восемь улиц сходились к одной площади. В центре площади — большое здание в форме многогранника по числу улиц. Цокольный этаж высотой метра два выложен из гранитных глыб с узкими бойницами-окнами. Из одного такого дома простреливаются все улицы. Таких площадей несколько, в зависимости от размера города. Советск в 1971 году выглядел очень специфически: центр не разрушен, часть, примыкающая к реке Неман, разрушена сильно — улицы расчищены, целые кварталы в развалинах, груды битого кирпича, заросшие кустарником и травой. Местами сохранились ограды с калитками и воротами, таблички с номерами. Некоторые дома с пробоинами в стенах и крышах. Улицы мощены камнем, следы от воронок заделаны асфальтом, кругом ливневая канализация. Дороги за городом извилистые, проходят вдоль оврагов и озёр, то есть по землям, самым неудобным для сельского хозяйства, с двух сторон дорог — большие деревья.

Поля были снабжены дренажной системой. Пористые керамические трубки диаметром 50 мм и длиной полметра, вставленные друг в друга, располагались параллельно на расстоянии 0,7 метра и на глубине 0,4 метра, соединялись поперечным дренажом большего диаметра, и так до ближайшего ручья или озера, которых там хватает.

Дороги, ведущие к хуторам, были нормальной ширины, но вымощена была только одна полоса. В поисках строительных материалов нам приходилось посещать брошенные хутора и маленькие городки на два-три десятка домов. Всё было разграблено. Но нас интересовал кирпич и брусчатка. Вывозили машинами.

В нашей части служили два сверхсрочника, уже в возрасте. Во время войны они были солдатами комендантского взвода в городе Тильзит. Взвод выполнял роль местной власти: распределение продуктов, организация общественных работ по расчистке улиц, восстановление общественно значимых объектов. Так было до 1947 года, до приказа сверху, по которому всё немецкое население подлежало депортации в Восточную Германию в трёхдневный срок. Из города уходили пешком с чемоданом на одного человека. Чемоданы везли на подводах. В Черняховске грузили в эшелоны, и дальше на поезде. Население всё выполняло безропотно. Больше месяца город был совершенно безлюдным, выли собаки и кошки. Затем приехали первые машины с советскими людьми — бывшими зэками, мужчинами и женщинами. Заселялись, кто где хотел. Начались драки, убийства. Спокойная жизнь у комендантского взвода кончилась. Таких «десантов» было два. Через некоторое время стали приезжать нормальные люди, специалисты. Стали расквартировывать воинские части, появилась местная власть. Запускали в работу сохранившиеся предприятия, например, бумажную фабрику, хлебозавод. Так как город захватили стремительно, фашисты практически ничего не взорвали. Всё, что было разрушено, — результат бомбёжек и артобстрелов. Когда я уже был за штатом, поехал в Неман по привычной дороге. Но около судоремонтного завода стояло оцепление, всех поворачивали в объезд. Оцеплением командовал знакомый лейтенант, и он рассказал, почему закрыт проезд. Я уже говорил о протоке около завода и озере в городском парке. Горисполком решил почистить озеро. Земснаряд начал от протоки отсасывать грунт, ил, и сразу всплыла речная мина. Приехали минёры-водолазы из Калининграда и обнаружили ещё несколько мин и большие железные ворота на бетонной стене. К моменту, когда я подъехал, обнаруженные мины отбуксировали за город и решили протоку перекрыть, а воду откачать. До реки было не больше ста метров. Дальнейшие события мне не известны.

Накануне увольнения «нашего брата» в Советск приехали вербовщики из Вильнюса, Даугавпилса, Риги. Мне предложили работу в Вильнюсе заместителем начальника цеха или мастера, обещали квартиру, русскую группу в детсаду, трудоустроить жену. Я вежливо отказался. Предлагали только русским, и некоторые согласились. Полковник Аринцев из инженерного штаба округа, часто бывавший в нашей части, предложил мне остаться в кадрах с перспективой присвоения очередного звания и направления в Германию на должность командира роты. Обещал, что через пять лет у меня будет мебель, ковры, посуда и т. д. Я знал, что это правда, что так и будет, общался с теми, кто уже служил в Германии.

Как я уже говорил, нашего командира роты капитана Махрова в мае 71-го года перевели в другой округ, а на его место пришёл старший лейтенант по фамилии Бам, командир и специалист совсем слабый. Молодой, кругленький, его папа в округе какой-то большой начальник. Все ротные дела легли на меня. Хорошо, что это быстро