Сибири, разгружались на станции Черняховска. После безжалостной эксплуатации 80 % машин не могли двигаться своим ходом, колёса на 50 % заменены старыми, номера не совпадали с записанными в формулярах, без генераторов, аккумуляторов, которые, видимо, пропили. Через три дня после возвращения из командировки водителей уволили в запас. Мне предстояло доукомплектовать автомобили и сдать на капитальный ремонт в Калининград. Там свои условия — машина должна заехать на территорию ремонтного батальона своим ходом и должна быть в полном комплекте. Для меня это была сплошная головная боль. Эту процедуру с машинами для уборки пережил дважды.

Надо отметить, что не только мы, офицеры, учили солдат, но учили и нас. Особенно запомнились фильмы, снятые на основе данных разведки. Тогда чётко работала система равного противостояния, например, наш батальон сопоставлялся с аналогичным батальоном НАТО. Мы знали имя, фамилию их офицеров, адрес, состав семьи, какая у него машина, и так до командира взвода. Были их фотографии. В действии показывали их вооружение, технику, понтонный парк. Тогда он был у них надувной, громоздкий, наш ПМП превосходил его во всех отношениях. Так, грузоподъёмность у них 40 тонн, у нас — 60 тонн. На случай войны наши понтоны заполнялись пеной и не боялись пробоин. Фильмы демонстрировали все новинки у НАТО. Такие занятия проводились раз в три месяца в секретной части.

Летом 1970 года учения проходили на левом берегу Немана в пятнадцати километрах от Советска. Берег был пологий, песчаный, и на нём в четырёхстах метрах от воды была дамба, которая защищала город от весеннего половодья. Перед выездом на учения в эту местность каждый раз приходилось производить разминирование, так как тут проходила немецкая линия обороны. Всегда находили взрывоопасные предметы, особенно, когда рыли ямы (для туалета, для электростанции, которую заглубляли в землю для уменьшения шума, отходов кухни, вкапывали ружейную палатку). На берегу во многих местах сохранились остатки проволочных заграждений на металлических столбах, их приходилось убирать. У берега, от уреза в глубину русла, через каждые 50 метров были дамбы из камня шириной три метра и длиной около тридцати метров. Они препятствовали заиливанию и убыстряли течение посередине реки — река была судоходной. Найденные взрывоопасные предметы уничтожали в карьере (для этих целей всегда брали с собой взрывчатку), а также глушили рыбу. Для ловли рыбы брали с собой и сети. В реке и в небольших озёрах в округе в это время было много разной рыбы. У нас часто были посетители в лампасах, все хотели свежей ухи. Комбат часто приказывал добывать рыбу к определённому времени, несмотря на то что официально был строгий приказ не заниматься браконьерством. Возможности у нас были широкие: всегда на воде три катера, взрывчатка. Уходили по воде от лагеря и ловили, как хотели. Рыбнадзор нас побаивался.

Учения на реке летом проходили успешно. Наведение моста длиной 115 метров на «отлично», по нормативам, 45 минут, а мы наводили за 35. Купались редко (на это времени не оставалось). В это лето искупался один раз и попал в госпиталь с воспалением лёгких.

В гарнизоне в тёплое время семьи офицеров и дети ходили загорать и купаться на озеро длиной около ста метров и шириной около пятидесяти. Оно соединялось протоками с другими озёрами. Вода в нём была чистой, но с тёмным отливом, поэтому его называли Чёрным. На лето в него спускали десантную лодку с вёслами, на которой можно было кататься. В озере плавала немецкая речная мина в виде небольшого самолётика, не тонувшая под весом двух взрослых седоков. Мина якорная, против речных судов, взрыватель выкручен. Но боевой заряд — 70 кг тротила — был на месте, и никого это не пугало. Когда новый комбат узнал про мину, он приказал вывезти её на полигон и уничтожить. Этим занималась наша группа разминирования: командир лейтенант Шиповских и два сержанта, водитель спецмашины ЗИЛ-157 с песком и кузовом, обложенным толстыми брёвнами. Эта группа не реже трёх раз в неделю выезжала на разминирование по заявке местного военкомата. Вообще, это сложная и опасная процедура. За тысячу выездов на разминирование положен орден Красной Звезды. В течение пятидесяти лет минёр отвечает за безопасность разминированного участка. Для этого делается выкопировка карты местности с подписями и хранится в военкомате.

Осенью семидесятого года к нам в часть из Москвы приехали лётчики, ветераны эскадрильи «Нормандия-Неман». По их данным, в Чёрное озеро упал сбитый самолёт из их эскадрильи. Организовали танковый тягач и водолазов. Мне удалось присутствовать при этом. Самолёт глубоко зарылся в илистое дно. С третьей попытки вырвали часть кабины и приборную панель и установили номер самолёта. На этом работы прекратили.

У Чёрного озера, в протоке шириной около десяти метров, стоит на гусеницах танк Т-34. Если встать на башню, вода будет по грудь. Когда ныряли вокруг, то открытых люков не нашли. Гусеницы полностью в иле. Когда-то его до-станут. В этой чёрной воде металл хорошо сохраняется.

По высокому берегу Немана, то есть по левому, проходила немецкая линия обороны. В городе была известная тюрьма (забыл название), в ней сидел Эрнст Тельман. Я и ещё несколько любопытных несколько раз ходили на её развалины. Со стороны города она была, видимо, трёхэтажная, а со стороны реки — 4 этажа. Это фактически крепость. Измерили толщину стен — 4 метра. Верхние этажи, 3-й и 4-й, превращены в развалины в виде огромных глыб. Металлические ворота сохранились, но были заварены сваркой. Один раз взяли с собой ломик, но ничего не вышло, внутрь не попали. Вниз по течению на расстоянии около шести километров находилась дача (по слухам, Геббельса). Двухэтажный дом, конюшня, коровник, мощёный двор и дорога в город. Самое интересное — стог соломы в стороне, у обрыва. Только когда подошли вплотную, поняли, что это монолитный бетон. Его поверхность имитировала солому, сделано искусно. Входных дверей не было. Первый этаж — несколько помещений. По лестнице спустились вниз — то же, что и наверху. Дальше стальная дверь, заварена наглухо. Пообщались с рабочими фермы, принадлежащей городу. Они сказали, что двери заварили перед выселением немцев. Там были подземные заминированные ходы. Это, с их слов, якобы говорили подневольные работники фермы, работавшие при фашистах. Так что много загадок на этой территории.

От разрушенной тюрьмы до дачи шла сплошная линия бетонированных окопов. Кое-где сохранились колпаки из бетона с бойницами, вкопанные рельсы с колючей проволокой. На линии окопов видны воронки, вокруг которых разбросаны остатки бетона. В километре от дачи, в которой, видимо, был госпиталь фашистов, было воинское кладбище, перекопанное вдоль и