Баронет знал, что Бьюмонт прав. Молодой Холстейд становился агрессивным, когда напивался, а он не хотел, чтобы все общество, присутствующее на балу, узнало о его посещениях мадам Джини. Поэтому они с Бьюмонтом подняли молодого человека и потащили его к экипажу. Отдав юнца на попечение слугам мистера Бьюмонта и убедившись, что они его увезли, сэр Темперли вернулся в зал, чтобы найти свою жену.

Он обнаружил ее сидящей возле открытого окна в гостиной, которая теперь была совершенно пуста.

Тэм сел рядом с ней и поспешно сказал:

— Послушай, Сара, этот юный Холстейд был пьян…

— О да, Тэм, — мягко согласилась она. — Очень пьян, к сожалению.

— Он нес полную чепуху, в ней нет ни слова правды. — Но, увидев, что она не понимает, о чем речь, признался, потому что был очень честным человеком: — Я только один раз посещал мадам Джини…

Сара не пришла в ужас и даже не была шокирована.

— Да, мама говорила мне, что ты там был, — сообщила она.

У него отвисла челюсть.

— Что? — вскричал баронет. — Миссис Форсетт тебе говорила? Каким образом, черт возьми, она узнала об этом?

— Понятия не имею, как маме становится известно о подобных вещах, — спокойно пояснила Сара и — он не мог поверить своим глазам! — улыбнулась.

— Но ты никогда не говорила мне об этом! — В его голосе звучало возмущение, готовое вылиться в ярость.

— Зачем мне было тебе говорить? — мягко возразила Сара. — Это твое дело, в конце концов.

— Но… — Он почувствовал себя еще более оскорбленным. — Разве ты… не возражала?

Она прямо посмотрела ему в глаза, и он увидел, что с ее лица исчезла улыбка.

— Если бы я была против — для тебя это имело бы какое-то значение?

Он не ответил. Баронет был уязвлен и оскорблен ее отношением, но не знал, что сказать. Ему всегда было нелегко выражать свои сокровенные чувства.

— Я поехал в этот порочный дом, чтобы вытащить оттуда молодого Холстейда, — с трудом проговорил он. — Его мать просила сделать это… Ей не хотелось, чтобы узнал отец.

Темперли не знал, слышит ли она его и понимает ли, о чем он говорит. Сара, казалось была от него очень далеко, несмотря на то что он мог дотронуться кончиками пальцев до вышитых цветов на ее платье.

— У тебя новое платье, — пробормотал он. — А что это за маленькие золотые цветы?

— Флер де лис. — Она по-прежнему была от него далеко. — Геральдические лилии Франции.

— Этот материал, похоже, привезли Бриггсу контрабандисты? — Он постарался отнестись к этому с юмором. — Разумнее было бы купить шелк, украшенный розами.

— Но французские лилии более красивы, чем английские розы, — спокойно заявила она и повернулась к дверям, в которых появился мужчина, разыскивающий ее. — Я здесь, монсеньор Кадо, — сказала она ему.

Но только Филипп собрался пригласить ее на следующий танец, как был опережен.

— Я уверен, что лейтенант простит меня, леди Темперли, — учтиво произнес монсеньор Эстобан, — если я воспользуюсь преимуществом моего возраста. Сейчас, я думаю, будет объявлена кадриль, и мне хотелось бы, с вашей помощью, убедиться в том, что в Англии кадриль танцуют не хуже, чем во Франции.

Сара не могла ему отказать, но, проходя мимо лейтенанта, уронила свой веер. Он тут же поднял его, подал ей, и на секунду их пальцы соприкоснулись.

— Флер де лис! — с отвращением произнес Тэм.

— Прошу прощения, монсеньор? — отозвался лейтенант, выходя из дверей. — Вы что-то мне сказали?

— Нет, ничего.

Глаза двух мужчин встретились, и во взглядах обоих блеснула искра ненависти. Однако Тэм, не желающий устраивать сцены в гостях, вышел на террасу, чтобы остудить голову и охладить свой горячий пыл.

За несколько дней до того, как Филипп вернулся в замок, заключенный Фуке окликнул своего друга Леконтре, когда тот проходил мимо госпиталя в сторону Главной башни, где находились комнаты офицеров.

— Что ты хочешь? — Гастон остановился, ощущая на себе глаза охранников. Разговоры между военнопленными из разных частей замка не приветствовались.

— Пару сапог, — непринужденно объяснил Фуке.

— Пару сапог? — Гастон был изумлен. — Зачем тебе сапоги в госпитале? И почему ты подумал, что я их раздобуду?

— Мне нужны сапоги, чтобы ходить в них за пределами госпиталя, бестолочь, — прорычал Фуке. — И ты единственный, кто может их достать. У лейтенанта Кадо ведь две пары, не так ли?

— В одной паре сапог, новой, он ушел из замка, и в комнате остались его старые сапоги, которые нужны ему на случай, если он отдаст в ремонт новые.

— Старые мне подойдут. И еще мне нужен кусок мыла.

— Мыла? — Голос Гастона задрожал. — Ты ведь знаешь, что мыло здесь дороже золота. Где я его найду? Скажи, если знаешь.

— Там же, где найдешь сапоги, конечно. Где же еще?

— Но когда лейтенант вернется и обнаружит пропажу, он уволит меня… Черт возьми!

— Говори потише. Тот охранник очень интересуется, о чем мы говорим…

— И зачем тебе сапоги? — прямо спросил Леконтре. — Ты строишь очередной план побега?

— Да, и могу им с тобой поделиться. — Фуке усмехнулся. — Слушай, приятель, старый эмигрант, который заходил в кабинет агента в тот день, когда напали на лейтенанта, — мой дед.

— Ну ты меня удивил! — саркастически хмыкнул Гастон. — А в ответ я скажу тебе, что капитан Буллер — мой отец!

Фуке нахмурился:

— Можешь смеяться, но я говорил с твоей знакомой прачкой в госпитале об этом старом эмигранте и узнал, что он живет один со старой служанкой в своем доме в Темперли — это первый дом с правой стороны, как только войдешь в деревню. Мне также сообщила одна пожилая английская леди, что вся его семья погибла во время террора, кроме единственного внука, которого эмигрант жаждет найти. Вот его внук!

— Ты имеешь в виду себя?

— Конечно. Ты не заметил, как он заинтересовался моей фамилией — Арблон? Все, что мне нужно сделать, — это прийти в дом старика и сказать ему, что я — его внук, а когда я войду… — Фуке ухмыльнулся и провел пальцем по горлу.

Смех замер на губах его друга.

— Шутки шутками, но это уж слишком, — мрачно заявил Гастон. — Запомни, мой друг: военнопленного; совершившего убийство, а затем — побег, ожидает виселица, как и любого гражданского заключенного. Это закон Англии.

— Ну хорошо, возможно, я не убью старика. Я просто свяжу его и выспрошу, где он хранит свои драгоценности и деньги.

— А где в это время будет его служанка? Она, ты думаешь, станет тебе помогать?