дверь, из кухни уже пахло чем-то вкусным, но обед еще не был готов, по поводу чего она начала многословно извиняться, словно я ставила четкие сроки. Я остановила поток ее речей и прошла в спальню, намереваясь немного почитать «Основы целительства».

– Вам письмо принесли, – шепнул проявившийся Мефодий Всеславович. – Эта на адрес глянула да в карман сунула.

Я кивнула, одновременно благодаря и показывая, что услышала, и отправилась на кухню, где Полина старательно перемешивала что-то на сковороде.

– Вы забыли отдать письмо, – почти спокойно сказала я.

– Ой, как это я? – не очень естественно удивилась она, вытаскивая уже помятый конверт из кармана юбки. – Действительно, совершенно забыла.

– Мои письма должны лежать у меня на столе, а не в ваших карманах, – заметила я. – Они, знаете ли, от этого мнутся.

– Да я не подумав сунула, Елизавета Дмитриевна, – залепетала она. – Вы уж простите, всех богов ради.

– Слишком часто мне вас приходится прощать, Полина, не находите?

Я не стала слушать ее оправдания, сразу вышла из кухни. Злая я была, как рысь, когда ее охоте помешали, могла и наорать не хуже, чем не так давно Соколов. О какой сдержанности могла идти речь, когда приходится терпеть под боком шпионку?

От кого письмо, я посмотрела только в спальне: отправителем значилась Оленька Хомякова.

Глава 12

Это письмо казалось непривычным: коричневатая бумага конверта, множество разноцветных марок, несколько штемпелей, ровные строчки, выписанные округлым Оленькиным почерком, и на обороте солидная сургучная печать, треснувшая посредине. Если бы не общая помятость, выглядело бы письмо очень представительно, но пребывание в кармане прислуги не пошло ему на пользу.

– Скоростной почтой отправлено, – прокомментировал Мефодий Всеславович, видя, что я не тороплюсь открывать. – Значит, важное что-то.

– А скоростной – это как? – уточнила я, почему-то представив отчаянно машущего крыльями почтового голубя.

«Дорого, зато быстро и надежно. Пользуйтесь услугами транспортной компании Голубевых-Почтовых». Кажется, даже что-то такое я видела среди объявлений.

– Магической, – пояснил домовой. – Она дорогущая – жуть. Это же портал по факту, только маленький совсем.

– Портал от отправителя к адресату? – удивленно уточнила я. – Но письмо же принесли?

– Да вы что, Елизавета Дмитриевна? От отправителя к получателю только маги могут, или же это стоить будет… – Он поднял глаза к потолку, словно высчитывая что-то. С вычислениями у него явно не сложилось, потому что он почти сразу недовольно выдал: – Очень дорого будет стоить. А какой смысл переплачивать, если можно артефактом в нужное почтовое отделение перебросить, а оттуда курьер отнесет?

– Действительно, никакого смысла, – согласилась я и доломала сургуч.

Наверное, существовали какие-то другие, правильные способы вскрытия, потому что Мефодий Всеславович укоризненно цокнул языком, явно намекая на то, что поступаю я сейчас совершенно по-варварски, но сказать ничего не сказал, придвинулся и шею вытянул, чтобы поскорее узнать, что же там в письме.

Письмо все же было от Оленьки, хотя у меня теплилась надежда, что внутри будет хотя бы маленькая записка от Николая, который напрямую ничего писать не мог, поскольку это было неприлично, как мне в свое время объяснила Оленька. С моей точки зрения, после того, как я походила в рубашке ее брата, эта предосторожность уже была совершенно лишней. И вообще, как пробираться к девушке в спальню ночью – так главное, чтобы никто не узнал, а письмо написать, видите ли, неприлично.

Впрочем, содержимое письма по большей части касалось как раз наших отношений и проистекающих из них проблем. Оленька сообщала, что Фаина Алексеевна ответа не дала, отложила до возвращения Николая и разговора со мной. И это было весьма тревожно: значит, был у княгини в рукаве какой-то туз, позволяющий рассчитывать, что все пойдет так, как нужно ей. Возможно, собиралась выманить меня из университета для серьезного разговора? Николай, по-видимому, подозревал что-то подобное, потому что Оленька аж два раза написала пожелание не выходить из университета ни под какими предлогами и оба раза еще и жирно подчеркнула. «Коля вернется – непременно со всем разберется», – оптимистично закончила она передачу ценной информации, после чего перешла к выражению радости от того, что моя авантюра удалась, и рассказу о гимназии. Случившееся не могло не бросить тень на репутацию учебного заведения, поэтому сейчас проверяют на каждом уроке, все ли ученицы на месте, а развлекательные мероприятия вообще отменили. «Рысьина лютует», – написала Оленька, не сообщая, впрочем, в чем именно заключается лютование. Можно предположить, что она, как попечитель школы, наведалась туда и взгрела директрису за то, что у той прямо с занятий пропадают ученицы. Охраннику наверняка тоже досталось по первое число. Пожалуй, мне было их жаль, но виноватой я себя не считала: меня поставили в такие условия, что выбора как такового у меня не было, да и Булочка в свое время повела себя некрасиво по отношению ко мне, в точности выполняя поручение Рысьиной. Ну да и бог с ними. Точнее, боги.

Далее Оленька расписала, кто как в классе отнесся к моему побегу. Кто-то даже восхищался, но большинство осуждали. Возможно, как раз потому, что из-за меня у них отменили все балы, на которые Строгова с таким старанием заманивала кавалеров, жертвуя собой из последних сил. Разве что Тамара Яцкевич вздохнула с облегчением…

В самом конце письма Оленька засыпала вопросами о жизни в Царсколевске, словно я могла ответить хотя бы на один. Разве что про стоимость жилья, и то при университете. В конце концов, ей логичнее было бы спрашивать брата, о чем я ей непременно напишу. А написать и поблагодарить надо: если бы не ее забота, у меня была бы серьезная проблема с одеждой при появлении в Царсколевске. Такая предусмотрительность со стороны подруги не могла не восхищать.

– Из университета можно отправить письмо, не знаете, Мефодий Всеславович?

– Личное? – уточнил он. – Вряд ли. Здесь есть канцелярия, но она занимается письмами университета. А отделения обычной почты нет.

– А если попросить кого-нибудь? – задумалась я.

Но кого? Полину, которая сразу же оттащит письмо Рысьиным? И хорошо еще, если это письмо отправится дальше, а не осядет серым пеплом где-нибудь в княжеском камине. Полину Аркадьевну? Вдруг она больше не появится, а если появится, то ее тесное знакомство с Волковым наводит на некоторые подозрения относительно судьбы письма, вручи я ей его с просьбой отнести на почту. Соколова? Этот, может, и отошлет, да только не факт, что не добавит в письмо своих прокламаций. Нет уж, лучше подождать Николая и отправить с ним. Он же пишет родным, вот и вложит весточку от меня для сестры. Думаю, задержку она мне