культуре земледелия, а высокая культура земледелия в свою очередь является индикатором уровня общей культуры.

Чтобы оценить в этом смысле почвы Нижневолжского средневекового мегаполиса по одному из моих проектов, туда поехал Лев Карпачевский. Нижеприводимый абзац из его отчета не обязательно читать всем, специалист же сразу увидит, о чем идет речь. Не специалисту достаточно обратить внимание на выделенное жирным шрифтом.

«Данные по палеоклимату и почвам XIII–XIV веков справедливо показывают более благоприятные условия в этот период. Однако данные о почвах скорее показывают их окультуренность в более благоприятных условиях, чем коренную смену типа почвообразования. Перемешивание почвы при вспашке, полив садов непременно привел к образованию глубокого пахотного слоя, к тому же более богатого гумусом. Эти данные показывают развитую систему использования почв в это время. Об этом свидетельствуют данные по карбонатам в почве. Опускание их уровня говорит о большем увлажнении. Каждые 100 мм осадков на Русской и Великой Американской равнинах снижает глубину залегания карбонатов на 30 см. Именно об этом свидетельствуют данные. Не столько увеличение осадков, сколько дополнительный постоянный полив мог способствовать промывке почв. Подытоживая, можно сказать так. В XIII–XIV веках климат региона был мягче. Считать смену климата главной причиной — возможно, преувеличение. Не исключено, что несколько повысилось количество осадков. Но этого было мало для того, чтобы резко, заметно и достоверно повысить содержание гумуса и усилить выщелачивание карбонатов. Скорее всего, увеличение содержания гумуса, особенно мощности гумусового горизонта, связано с окультурованием почвы. Вспашка, особенно полив, способствует увеличению гумусности почв и выносу карбонатов. Крупные включения белоглазки свидетельствуют о ее возможной перекристаллизации. В целом, мы имеем здесь дело с феноменом оазисной земли».

Лев Карпачевский, специально занимавшийся проблемой взаимосвязи почв и цивилизаций, далее пишет: «Поэтому следует признать, что на первых этапах цивилизации человек мог даже улучшать почвы. Об этом же говорят оазисные почвы, образовавшиеся в результате полива и наращивания почв кверху в результате выпадения взвесей, находящихся в поливной воде. Оазисные почвы кормили и кормят человека в течение 5–6 тысячелетий… В этом сухом, но теплом климате зародилось поливное земледелие и возникла практическая мелиорация. Сухие почвы требовали полива, обработки, соответствующих орудий, и именно это обстоятельство способствовало началу развития нашей цивилизации, послужило первым толчком для ее развития».

При установлении связи между почвами и культурой земледелия, а затем и общей культурой, главной задачей было выяснить, насколько почвы нижневолжских городов естественны, насколько антропогенны. «Когда исследователь встречается с глубокогумусной почвой (мощность гумусового слоя больше 10–20 см), — пишет почвовед Лев Карпачевский, — он должен проверить следующие три версии: не является ли данная почва следствием аллювиального (делювиального) или аэрального приноса материала. Если нет, то единственный вывод — антропогенное преобразование почв. В первую очередь, это характеризует так называемые огородные почвы».

Основные индикаторы рукотворности почв и их высокого плодородия — это те свидетельства, которые являются исчерпывающим доказательством высокой культуры земледелия, а последняя невозможна без высокого уровня общей культуры, причем не отдельных слоев, но массы населения. Дав общую характеристику почвам Нижней Волги, Карпачевский подчеркнул наличие там антропогенных почв оазисного типа.

Тогдашние почвы главной городской агломерации на Нижней Волге были искусственного происхождения. Об этом неопровержимо свидетельствуют современные реконструкции на основе полевого морфолого-генетического и лабораторного химического и микробиологического анализов палеопочв Нижнего Поволжья: «характерной особенностью средневековых палеопочв XIII–XIV веков на всех исследованных объектах является существенное отличие их свойств как от предшествующего времени, так и от современных фоновых. Как правило, они более гумусированы, менее засолены, карбонатный горизонт залегает глубже, новообразования углекислого кальция представлены крупной и обильной белоглазкой, признаки солонцеватости отсутствуют, либо носят остаточный характер. Величина магнитной восприимчивости заметно выше… Впервые полученные данные подобного рода без сомнения говорят о том, что в эпоху развитого средневековья в хроноинтервале XII–XIV веков произошли довольно существенные изменения климата в сторону его гумидизации» (Демкин, Борисов, Демкина, 2001).

В XIII–XIV веках высокоурожайными почвы Нижнего Поволжья стали конечно в условиях благоприятного климата, но прежде всего, благодаря человеческим усилиям и были следствием специфики всего развития общества того времени.

Поскольку степные города, как правило, не могли иметь земледельческого окружения, постольку кочевники в Золотой Орде, оседая на землю, становились сразу не столько земледельцами, сколько горожанами или только горожанами. Эти горожане имели вполне современные представления о качестве жизни: городские удобства в пригородных усадьбах. Иной процесс оседания на землю, а именно, стать не земледельцами, а сразу горожанами для кочевников Золотой Орды практически был исключен. Чтобы массово стать земледельцами, нужна была земля, на которой возможно производительное земледелие. К средневековью в Европе и Азии вся земля, способная давать высокие и средние урожаи, и которую без чрезвычайных усилий можно было при том развитии техники и технологии превратить в пашню, уже была пашней. Оставшиеся пространства для освоения под земледелие требовали таких интеллектуальных, финансовых, материальных и людских вложений, которых ни один народ того времени не имел. Не случайно, золотоордынцы осваивали узкие плоски земли вдоль рек. На этих площадях можно было выращивать сады, но — не зерновые. Под пашню Южнорусские степи (на территории нынешней Украины) Россия начала осваивать лишь в конце XVIII века и фактически освоила в XX, когда были созданы мощные ирригационные системы. Степь же по обе стороны Нижней Волги под зерновые не освоена до сих пор. Проблему земледельческого окружения золотоордынцы решили нетривиально, о чем уже говорилось. Здесь же следует отметить одну немаловажную деталь, о которой также упоминалось, но без связи ее с почвами, садоводством и огородничеством. Нельзя не вспомнить, что представление мусульман о рае неизменно связано с садами и журчащей водой.

Раскопки археологов и нарративные документы свидетельствуют, что мечети, особенно в нижневолжских городах, численно преобладали над церквями, т. е. города были населены либо уже исламизированным, либо исламизирующимся населением. «Особый расцвет градостроительства начался при правлении Узбека после введения мусульманства в качестве официальной государственной религии. Именно с этого времени города принимают типичный «восточный» облик, застраиваясь мечетями, минаретами, медресе, мавзолеями» (Егоров, 2005). Как пишет М.Г. Крамаровский, «археологические исследования последних десятилетий с очевидностью доказали исламский облик городов Золотой Орды от Сарайчика на правом берегу реки Урал в Западно-Казахстанском регионе до Солхата в Восточном Крыму… О размахе культового строительства нижневолжских городов можно судить по информации Ибн Баттуты, отметившего только в Сарае тринадцать пятничных мечетей. По его словам, пятничные мечети он посетил в Маджаре и Каффе».

Население явно пыталось воплотить мечты о загробной жизни в земную жизнь. Разумеется, жители Золотой Орды использовали опыт садоводства и огородничества других стран, однако природа степей не позволяла механически использовать этот опыт, но заставляла на базе заимствования создавать