– Будем спасать, – пожала она плечами, устраивая для малышей удобное и тёплое гнёздышко. Щенки были уложены в просторную коробку, на дне которой лежала грелка.

– Зачем? Они сначала будут верещать вот так, а потом, если выживут, подрастут и начнут всё уничтожать в нашем доме.

– В моём с Олегом доме, – не сдержалась Ульяна. – И что ты предлагаешь? Выбросить их на холод?

– Отнеси туда, откуда взяла. Может кто другой подберёт.

– Это исключено. И если тебе что-то не нравится – я думаю, будет лучше, если ты вернёшься обратно. К себе домой.

– Ты меня выгоняешь?

В голосе матери было такое неподдельное удивление, что Ульяна едва сдержалась, чтобы не рассмеяться. Как будто всё не шло к тому, чтобы уже перестать находиться рядом друг с другом, что наверняка раздражало обеих.

– Не выгоняю. Но что происходит в моём доме – будем решать только я и мой муж. Щенки остаются и это не обсуждается.

Она вновь отвернулась и сосредоточила всё своё внимание на живности, давая понять матери, что разговор на этом завершён. Последняя немного постояла, после чего удалилась, вероятнее всего, в свою комнату. И Уля выдохнула с облегчением. Она была уверена, что никуда мать не денется, но и попритихнет, что будет только на руку и ей, и Олегу.

Возвращения домой мужа она ждала особенно, и вовсе не из-за того, что он должен был привезти еду для щенков. Сейчас, когда совершенно неожиданно она вынырнула на поверхность из того болота, в котором увязала и из которого не желала до этого спасаться, посмотрела на произошедшее совсем другими глазами.

Аверин точно так же, как и она, потерял ребёнка. Даже двоих, учитывая, что всё это устроил его старший сын. Он переживал не меньше, и не только из-за своей утраты, но и из-за неё, и теперь Ульяне стало не по себе, что всё это время она отстранялась.

– Так. И кто тут у нас?

Олег вошёл в гостиную бесшумно, и Уля вздрогнула от неожиданности. После чего повернулась к мужу и широко улыбнулась.

– Пока не знаю, как их назвать. Но они голодные жутко.

Она вынула из коробки обоих щенков и уточнила:

– Привёз?

– Да. Давай кормить.

Аверин уже собрался идти в кухню, но Уля окликнула его и когда он обернулся, быстро подошла и, приподнявшись на носочках, поцеловала мужа.

– Спасибо, – шепнула под аккомпанемент настойчивого писка.

И услышала в ответ:

– Всё потом. Идём кормить.

Наконец новые питомцы уснули в коробке возле камина, где было теплее, Олег же с Ульяной устроились в обнимку на диване. И будто не было тех дней, которые они провели едва ли не врозь.

– Врач сказал, что через пару месяцев можно будет попробовать ЭКО, – осторожно проговорила Уля, и тут же ощутила, как муж напрягся.

– Ты уверена?

– А ты?

Она повернулась так, чтобы видеть лицо Аверина. Это был первый раз с момента потери ребёнка, когда они снова заговорили о возможности завести малыша.

– А я понял, что мне важно только, чтобы ты рядом была. Даже если у нас не будет детей.

– Как это не будет? Я очень хочу попробовать снова.

– Тогда попробуем. И больше тебя никто не тронет.

Уля нахмурилась. Тема Льва и того, что он натворил, не поднималась тоже, и, несмотря на нежелание обсуждать настолько болезненные вещи, она понимала, что молчать о них нельзя.

– Мне очень жаль, что всё так вышло, – тихо проговорила она, разглядывая суровые складки, пролёгшие возле губ Олега. Их ведь раньше не было…

– И мне жаль. Я виноват в первую очередь во всём этом.

– Нет. Нет, ты что? Вообще так не думай.

Ульяну заполонил страх. Она помнила точно такой же разговор, когда Олег сказал ей, что болезнь, вероятнее всего, наступила потому, что он занимался самоедством. Допустить повторения было категорически нельзя.

– Ты не виноват. И я точно тебя не виню. Но и ты сам не должен этого делать. У нас впереди всё самое-самое лучшее.

Уля потянулась к губам мужа, и тот поцеловал её в ответ. В этот момент она верила в то, что все их беды действительно позади. Последующие два месяца пролетят мгновенно, и уже скоро они вновь погрузятся в ожидание ребёнка.

– Конечно, лучшее. Вон уже питомцами обзаводиться стали. – Аверин растянул губы в улыбке, которая получилась не слишком весёлой. На лице его отражалась такая усталость, что Ульяне снова стало стыдно. Нужно будет уговорить мужа взять несколько выходных, которые они проведут вместе. Будут ничего не делать, много отдыхать и быть наедине друг с другом.

– Да. А потом дети наши с ними подружатся, да ведь?

– Да.

Он крепче прижал её к себе и сделал глубокий вдох, будто бесконечно устал и вот теперь у него появилась возможность сделать передышку.

– Всё самое лучшее впереди, – повторил за Ульяной Аверин, и ей очень сильно захотелось, чтобы он поверил в это точно так же, как верила она.

Три дня, проведённые вместе с женой практически в безделье, стали своего рода отдушиной. Но усталость так или иначе давала о себе знать. И хоть Олег старался не показывать этого Ульяне, она всё равно это заметила.

– Ты себя хорошо чувствуешь? – нахмурилась жена, когда провожала его в первый после перерыва рабочий день.

– Нормально, – соврал он ей и, притянув к себе, поцеловал.

Не хотелось придавать чрезмерного значения тому, что совершенно этого не заслуживало.

– Ладно… – Уля всмотрелась в лицо мужа и пришлось сделать вид, что всё действительно хорошо. – Я думаю, нам стоит переехать домой. В город. Уже без мамы.

Аверин усмехнулся. Уж с чем-чем, а с этим он был согласен. Тёща в последнее время всё больше выказывала недовольство всем, что её окружало, и он сам задумывался о том, чтобы предложить вернуться из загородного дома в Питер. Естественно, порознь.

– И я так думаю. Вечером обсудим это за круглым столом.

Он вновь поцеловал жену, после чего обулся и вышел из дома.

Рабочий день подходил к концу. Олег мысленно готовился к тому, чтобы вновь потревожить своего врача. Те симптомы, которые стали его неизменными спутниками в последнее время, ему категорически не нравились, но и гипертрофировать он не желал. Вполне возможно, виной всему был стресс, который он испытал, и который сейчас давал вот такую нерадужную картину.

– К тебе жена твоя бывшая.

Дверь в его кабинет распахнулась без стука и Влад, едва успевший предупредить Олега о внезапном появлении Вероники, отступил, когда его отодвинула с прохода мать Льва. Её лицо было заплаканным, под глазами залегли тени. И Олег бы поверил в её горе, если бы не знал, какова на самом деле его цена.