Обернувшись, Тони увидела, что он что-то прячет за спиной.

Что взять с калифорнийской девушки? Естественно, она подумала, что это букет.

Букет оказался своеобразным. Это была пригоршня снега, которую он и сыпанул ей за шиворот. И рассмеялся, запрокинув голову назад. В этот момент он был так прекрасен — блестящие белоснежные зубы, темные пряди волос, упавшие на лоб, мальчишеское веселье в синих глазах, — что она на какой-то миг остолбенела.

Но только на миг. Осторожно положив фотоаппарат на снег, Тони под восторженное визжание Анжелики бросилась за Гарретом. Как он ни увертывался, она его все-таки поймала, сбила с ног и, усевшись верхом, принялась безжалостно совать снег ему за воротник парки, в брюки, за голенища сапог.

От смеха Гаррет был не в силах даже сопротивляться.

Тут их кто-то взял и сфотографировал.

Тони догадывалась, что будет на снимке. Если только она когда-нибудь осмелится проявить пленку.

А сейчас было уже почти одиннадцать. Мадам Йелтси легла спать ровно в десять, и вскоре весь дом затрясло от могучего храпа. Просто удивительно, как такая хрупкая женщина может так храпеть. Конечно, у нее был трудный день: она проделала долгий путь до Элизы, продумала контракты с Петти и Кенди, ну, и наверняка с Чарли. Потом выгнала Гаррета из его собственного дома и теперь благополучно храпит у него в спальне.

Тони почувствовала, что измучена до крайности. А еще подавлена, одинока и не знает, что делать.

Единственное, чего ей хочется, — это быть сейчас там, вместе с ними.

Нет. С ним.

А почему бы и нет? Почему не сделать то, чего она хочет всей душой? Потому что это глупо и опасно? Или потому, что это приведет в бешенство мадам Йелтси?

Решено. Тони на цыпочках, стараясь не шуметь, вышла в прихожую, надела куртку и выскользнула во двор. Это ее собственная жизнь, и что ей делать, решает она сама, а не мадам Йелтси.

Небо очистилось. Полная луна поделила засыпанный снегом мир на глубокие черные провалы теней и искрящиеся серебром вершины.

Снова заиграли на гитаре. Кто-то пел старую народную песню «Четыре сотни миль», и эта меланхоличная мелодия как нельзя лучше отвечала настроению Тони.

Она пошла туда и вдруг увидела его. Он стоял один в тени огромной ели и смотрел на луну. Он почему-то не остался со всеми, а предпочел одиноко стоять в стороне.

Впрочем, он же руководитель. Еще днем Тони заметила: хотя он и возился вместе со всеми в снегу, от подопечных его все же отделяла невидимая черта, которую никому не дозволено было переступать.

Гаррет не пошевелился, когда она подошла сзади, и Тони поняла: он ждал.

— Я думала, вы там, поете со всеми, — сказала она.

— Что-то мне сегодня не поется.

— Что так?

Ей ужасно хотелось услышать, что он думает только о ней. Но он, конечно же, заговорил о другом:

— Мы завтра начинаем учиться снимать людей с крутого склона, а снег только что выпал, еще не слежался, и это создает дополнительные трудности.

— Это опасно?

— Нет, если я буду делать все как надо.

Естественно, он сделает все как надо.

— В принципе это полезно — тренироваться в неблагоприятных условиях. Когда действительно будет необходимо, парни будут знать, что делать. И девушки. То есть женщины.

Тони засмеялась.

— Вы сегодня такой вежливый.

Гаррет кивнул.

— А что вас привело сюда?

— Не могла уснуть.

Он пристально посмотрел ей в глаза, как будто прочел ее мысли и понял, что она думает только о нем.

— Это из-за мадам Йелтси, — поспешно начала объяснять Тони. — Она так громко храпит, что кажется, на дом вот-вот наедет товарный поезд.

Гаррет улыбнулся — то ли тому, что мадам Йелтси храпит, то ли тому, что он прочитал мысли Тони.

— Мне ужасно понравились ваши берлоги в снегу, — жизнерадостно проговорила она. Надо все время поддерживать разговор, никаких пауз, и не смотреть на его губы, не смотреть ему в глаза, которые сейчас совсем не такие, как днем, — серебрятся, как снег в лунном свете. — А в них действительно тепло?

— Вполне. Хотите посмотреть?

— Хочу.

Быть с ним — вот чего она хочет. В лесу, в берлоге, под елкой — неважно. Быть рядом с ним, пока они не расстанутся навсегда.

Ноги проваливались в глубокий снег, и Гаррет, не оборачиваясь, протянул ей руку. Ну да, конечно, здесь под снегом лед, скользко. Днем было проще, а сейчас ничего не видно.

Они уже миновали опасный участок, а он все не выпускал ее руку. Через шерстяную перчатку Тони чувствовала тепло его крепкой ладони. Вот как раз этого она и хотела. Весь день. А может, всю жизнь. Он и она, вместе, и больше никого. Как сейчас.

Издалека донеслись голоса, пели «Я и Бобби Макги». Тони на ходу незаметно для себя стала подпевать, то и дело сбиваясь с дыхания.

Гаррет с улыбкой обернулся.

— Неважная из меня певица, да?

— А вы сами как думаете?

— Думаю, неважная. Но я обожаю петь.

Он засмеялся и сжал ей руку. Тони осмотрелась — оказывается, они уже пришли.

— Куда пойдем? — спросила она.

— Давайте посмотрим укрытие, которое строили Фрей с Петти. — Гаррет тряхнул головой. — Кажется, они забыли все наставления и построили настоящий ледяной дворец.

Тони поискала глазами вход. Снежные укрытия делались по образцу эскимосских иглу: чтобы попасть внутрь, надо было пробраться через длинный тесный коридор в снегу. Тони протискивалась первая, Гаррет за ней. Нора была такая узкая, что Тони нервно хохотнула. Да еще темно хоть глаз выколи.

— Это главный лаз, — сказал Гаррет.

— Да уж, дворец. — Тони чувствовала, как сквозь брюки к ногам подбирается холод.

— Секундочку.

Вспыхнула спичка, Гаррет зажег свечу, которая стояла в маленькой нише в снегу.

— Я думала, будет как в сказке, — сказала Тони, осматриваясь. — Думала, все будет сверкать и переливаться, а тут так мрачно.

По стенам хижины тянулись длинные тени.

— Человек порой должен сам придумывать себе сказку.

— А здесь действительно можно провести ночь и не замерзнуть?

— Вполне. Вот, смотрите, в стене ниша, можно лечь. Не пройдет и десяти минут, как тут станет жарко от этой свечки.

— Очень мило, — сказала она. — Настоящее приключение для калифорнийской девушки. Ничего более далекого от жизни, которой я живу, просто не придумаешь.

— Ну и как же развлекаются калифорнийские девушки?