— Господин генерал, я пробовал договориться с армейцами, но даже командир 201-й охранной дивизии мне отказал, сославшись на невозможность выделить хотя бы одну роту. Затем я вышел на начальника тыла 9-й армии, но и там мне отказали.

— И на каком же основании, позвольте узнать?

— Оберст Вильке сообщил, что почти все тыловые подразделения заняты сейчас в связи со спецмероприятиями, а на корпусном уровне очень велика нагрузка из-за ликвидации прорывающихся окруженных частей русских. В некоторых районах даже колонны снабжения приходится сопровождать пехотой.

— Я слышал про это. А обращались ли вы к абверовцам? Нет? Вам это даже в голову не пришло? Ну что же, конокрады ждут вас! Но вначале вы доставите мне этих русских. Живых! Иначе я, пожалуй, пересмотрю свое решение, и вы станете постовым.

Смерив презрительным взглядом нерадивого подчиненного, генерал полиции взялся за телефон:

— Соедините меня с оберст-лейтенантом Торбуком. Да, «Геер». Оберст-лейтенант Торбук? — после недолгого ожидания спросил Артур. — Это командир Специальной оперативной группы «Б», генерал полиции Небе. Добрый день. Хочу договориться с вами о взаимодействии. Мы вычислили одну серьезную, — он выделил это слово голосом, — разведывательную группу русских. Но для успешной операции по ее захвату не хватает буквально малости — пары пехотных батальонов. Нет, уничтожить ее мы можем, но вам, верно, хотелось бы порасспросить ее членов, не так ли? К сожалению, господин оберст-лейтенант, все силы моей команды сейчас заняты по известным вам причинам, и я, в порядке дружеского жеста, готов предоставить вам информацию об этих русских. Нет, лично в руки. Да. Жду. Всего хорошего.

— Можете расслабиться, Мюльберг. Как видите, одну из ваших проблем я уже решил.

— Господин бригадефюрер, — начальник зондеркоманды 7а Блюме, по совместительству заведовавший в РСХА рефератом со скромным номером IA, занимавшимся таким «неважным» делом, как кадры СС, всегда обращался к Артуру по эсэсовскому званию, впрочем, добавлять «господин» не забывал, — а вам не жалко передавать столь ценный контакт людям Канариса?

— Доктор, — начальник 5-го управления, наоборот, почти никогда не называл своего подчиненного по званию, как бы напоминая о его адвокатском прошлом, — напомните мне, если вас не затруднит, — голос Небе прямо-таки сочился показным елеем, — сколько сотрудников потеряла ваша команда за последнюю неделю?

— Если брать только штатных сотрудников, то девять. А если считать еще и приданных, то тридцать два.

— А в том месте, куда я сейчас пошлю армейцев, сидит отряд русских, ухитрившийся меньше чем за четверть часа уничтожить роту моторизованной полиции. Причем практически целиком. Сколько останется от вашей команды, если я направлю вас сейчас в тот лес под Борисовом, а? Запомните, мы — ищейки! Наша задача — найти врага, а грубую работу пусть делают «парни с большими кулаками».

— А что вы скажете по специальным операциям? — Блюме так внимательно смотрел на Небе, что Артур подумал о возможной проверке. Все-таки кроме руководства рефератом Вальтер командовал и отделом, отвечавшим за партийные кадры. Да и находившийся в комнате Бредфиш, командир 8-й айнзацкоманды и бывший начальник гестапо в Нойштадте, доверия не вызывал. «Не зря его Генрих ко мне засунул, ой не зря… — в который раз за последние несколько дней подумал начальник криминальной полиции. — Уж больно много „Папаше“ известно сверх того, что я докладываю наверх».

— В соответствии с приказами фюрера и рейхсфюрера мы для того и собраны в специальную группу! — Контролировать свои эмоции и играть голосом за долгие годы полицейской службы бригадефюрер научился просто замечательно. — К тому же до меня дошли слухи, что армейское командование не очень довольно ужесточенным режимом и постоянными проверками транспорта, так почему бы не подсластить пилюлю?

Деревня Петрищево, Духовщинский район Смоленской области, РСФСР, 20 августа 1941 года. 12:40.

— Клаус! Клаус! — зычный голос старого служаки разнесся над фермой. — Ты где?!

— Здесь я, господин штабс-фельдфебель! — Фон Шойбнер вышел из сарая, так и держа в руках матерчатую ленту для русского пулемета. — Вот, господин штабс-фельдфебель, боезапас пополняю — ребята несколько новых лент раздобыли.

— Бросай, к чертям собачьим, потом забьешь. Там общее построение. Сам «старый мельник» с вами, недотепами, говорить будет.

— Слушаюсь, господин штабс-фельдфебель! — В последнее время начальник службы снабжения дивизии, в чьем ведении находилась их колонна, нечасто «радовал» подчиненных своим появлением. А когда такое случалось, ничего хорошего их, как правило, не ждало. Майора Шварцмюллера словно совершенно не заботило ни то, сколько километров в сутки им приходится проходить по так называемым дорогам, ни русские, что ни день стреляющие из кустов. Зато за неопрятность или небрежение взыскания сыпались как горох из дырявого мешка. Многие сослуживцы Клауса, особенно из старослужащих, поговаривали, что это оттого, что их динафу[25]не кадровый офицер, точнее — кадровый интендант, всю жизнь заведовавший разнообразными складами и практически не служивший в линейных частях. — Я только в порядок себя приведу! — и фон Штойбнер бросился назад в сарай.

Уже через минуту он вернулся и, на ходу оправляя китель, зашагал к калитке.

— Эй, Клаус! — окликнул его так никуда и не ушедший фельдфебель, которого оберфарер в спешке не заметил. — Не беги так — подметки отвалятся, а я тебя за такое расточительство не похвалю! Пойдем вместе.

— Так точно! — рявкнул в ответ солдат, совершив за секунду сразу несколько действий: во-первых, он остановился, в нарушение всех законов физики, мгновенно погасив инерцию, во-вторых, останавливаясь, ухитрился развернуться лицом к начальству, а в-третьих, принял практически идеальную стойку «смирно».

— Расслабься, Штойбнер! Я знаю, ты — хороший солдат. — Старший ездовой отреагировал переходом из стойки «смирно» в позицию «вольно». — Вот-вот, об этом я и говорю, — ухмыльнулся фельдфебель, получивший почетное в армии прозвище «двенадцатилетник»[26]еще восемь лет назад. — Можешь нормально разговаривать…

— Слушаюсь!

— Как у тебя с русской железякой? Освоил? — спросил Борнер, когда они зашагали по пыльной улице.

— Вполне. Восьмерку, конечно, на мишени не напишу, но в человека на трехстах метрах попаду.

— Это хорошо… — не оборачиваясь к идущему чуть сзади (все по уставу) подчиненному, буркнул фельдфебель. — В этом рейсе пулемет — твоя основная задача. На козлах вместо тебя Дарн поедет.

— Разрешите спросить, господин штабс-фельдфебель? — И, углядев кивок начальника, Клаус продолжил: — Далеко в этот раз топать придется?