Конечно, командная краткость его фраз была связана не с тем, что он хотел ее унизить. Просто горло у него перехватывало, этого невозможно было не заметить. Но Женя поняла вдруг, что сама хочет от него унижения… Эта мысль пронзила ее, заставила вспыхнуть, покраснеть, побледнеть. Никогда в жизни она не испытывала ничего подобного и не думала испытать! Но теперь это было так, и теперь это не могло быть иначе.

– Смотри, – с трудом произнесла Женя, опуская руки и замирая в двух шагах от него. – Смотри сколько хочешь.

И больше она уже не стеснялась ничего.

Теперь, утром, все всплыло в Жениной памяти четко, последовательно – каждая минута бесконечной ночи. А когда это происходило, сознание выхватывало только отдельные мгновенья…

Вот она наконец переворачивается на спину, падает на кровать, задыхаясь. Грудь болит оттого, что долго была вдавлена в край кровати; на спине горят пятна от его ладоней. Блестящие круги плывут перед закрытыми глазами: свешивалась вниз голова, тоже слишком долго… Он падает рядом, тяжело дыша, некоторое время лежит неподвижно, потом снова притягивает ее к себе, а когда она пытается возразить, произносит:

– Ничего, ты лежи теперь, как лежишь. Теперь давай с тобой по-простенькому. Ты только ноги раздвинь…

И она чувствует, как своими бедрами он вжимает в кровать ее бедра, нависает над нею всем телом, потом, коротко выдохнув, делает одно резкое, снизу вверх, движение – и она уже не может понять, больно ей или сладко, только изгибается и стонет, послушно приподнимаясь под ним.

Вот он спрашивает:

– А «шестьдесят девять» ты умеешь? – И смеется, глядя в ее глаза, в которых удивление едва пробивается сквозь пелену еще не прошедшей истомы. – Выходит, не все ты умеешь, а, Женька? А еще самой роскошной женщиной считаешься… Да умеешь, умеешь ты, сам же, помню, тебя учил! Названия только не говорил тогда. Побалуем друг дружку, заодно отдохнем.

И, перевернувшись на кровати, начинает ласкать ее губами, языком – так, что она сначала замирает от острого наслаждения, а потом сама приникает к нему с таким страстным исступлением, так повторяет его движения, что уже через минуту он исходит судорогами, чуть наизнанку не выворачивается, хрипя:

– Как ты… А-ах, ты…

Конечно, все это она умеет.

Вот она сидит на нем, выгнув спину, сжав коленями его бока, и вдруг он проговаривает – между короткими, снизу, ударами бедер, с долгими паузами после каждого слова:

– Не могу… не удержусь… так и хочется тебя… всю сжать, сдавить… всю… чтоб… вся моя…

И в самом деле сжимает ее плечи так сильно, что ей кажется на мгновенье, будто она корчится в стальных тисках. Она вскрикивает, и он тут же опускает руки, шепчет:

– Ну-ну, я больше не буду, не бойся.

Но ей уже самой хочется, чтобы это повторилось: и его короткие слова, и эта боль в плечах, и сразу вслед за болью – сладость во всем теле. И она находит его руки, снова кладет себе на плечи, легонько нажимает на его пальцы.

Он смеется:

– Понравилось? Я ж говорил! Тогда еще и посильнее могу.

Потом вспоминается: что-то тоненько хрустит у нее на груди, надламывается. И, несмотря на охвативший ее угар, она сразу понимает что… Проводит рукой по груди, нащупывает серебряную цепочку с крестиком. Перламутровой ракушки – многолучистой звезды с выбитой океаном дырочкой посередине – на цепочке нет: сломалась, затерялась в складках сбитой постели. Она вздрагивает, на мгновенье замирает, лихорадочно шарит рукой по простыне, но тут же чувствует сильные пальцы на своем запястье, слышит срывающийся голос:

– Сюда, сюда руку положи… Ты что ищешь? Вот он, тут…

Она безропотно задерживает свою руку, чуть сжимает ладонь – и почти сразу же его пальцы снова ложатся ей на плечи, и она забывается, захлебывается в сладкой и тяжелой волне, под его хриплый стон.

… Женя повела глазами, оглядывая свои плечи. Конечно, остались красные полосы, к вечеру посинеют, придется закрытое платье надевать на банкет. И на груди – сине-багровые следы Олеговых губ.

Она усмехнулась: вряд ли эти следы появились оттого, что Несговоров потерял голову. Или, во всяком случае, не только от этого. Ему наверняка доставляло удовольствие все вместе: и то, как долго, до сладости и боли, можно наконец целовать ее грудь, и то, как надолго останутся эти метки его поцелуев на ее теле.

Олег совсем не изменился за полгода, ей ни к чему не придется привыкать. Может быть, только вот к этому своему новому ощущению… Впрочем, и оно не продлится долго: слишком много сегодня было какого-то болезненного исступления по отношению к нему. Уже следующей ночью все вернется на круги своя, войдет в нормальную колею. Он – сильный, знающий, как доставить женщине удовольствие, мужчина. Она – когда надо, умеющая владеть собою, а когда надо умеющая не владеть и этим всегда соблазнительная женщина.

– Выспалась? – услышала Женя. – Как спалось на «кинг сайзе»?

Кровать в самом деле королевская. И номер люкс. Что ж, Олег и раньше любил легкий, без надрыва, понт. И в этом смысле ничего нового.

– Доброе утро. – Женя откинулась назад, легла рядом с ним. – Спасибо, хорошо спалось на «кинг сайзе».

– Ну, за это благодари администрацию, – хмыкнул он, поворачивая Женю к себе и прижимаясь к ней горячим после сна животом. – А меня – за все остальное… Правда, благодарность взаимная, тут уж, как говорится, ни убавить, ни прибавить. Ну чего ты, Женька? Утром же еще слаще!

– Перестань, Несговоров, – вывернулась она. – Не люблю я утром, ты же помнишь. Зубы не чищены…

Он вдруг засмеялся, и лицо его сразу переменилось – расслабились мышцы, радость мелькнула в глазах.

– Ты что? – даже удивилась Женя.

– Да ничего особенного! «Ты же помнишь…» Эх, Женечка, если б ты знала, каково мне теперь это слышать! В смысле, хорошо как… Ладно, красота моя, за одно это до ночи подожду.

Олег взглянул на нее радостно; невозможно было не ответить на такой взгляд улыбкой. Женя и улыбнулась, и даже плеча его коснулась, пальцем провела по загорелым мускулам.

– Где это ты загореть умудрился? – поинтересовалась она. – Неужели солярий посещаешь?

– Отпуск брал, зимнюю неделю. А загораю же я мгновенно. Вот, мотнулся по лучшим местам противоположного полушария. С умом хотел собраться. Теперь жалею: столько времени зря потерял… Надо было сразу сюда махнуть. Зато сил поднакопил, – подмигнул он. – Ты хоть поняла, что я всех женщин игнорировал, к тебе готовился? А каких женщин! Э-эх, одни бразильяночки чего стоят…

Он снова засмеялся, с хрустом потянулся и мгновенно вскочил с кровати.

Пока шумела в ванной вода, Женя перетряхнула всю постель, заглянула под кровать и даже под ковер. Многолучистой звезды не было. Не было даже ее хрупких обломков.

«Значит, судьба, – подумала она. – Или наоборот – не судьба?»