Носилки укладывали в машину, Герэ видел небо, поля, верхушку террикона, а главное, он видел перед собой лицо Марии и ее устремленный на него взгляд, немного странный, но полный нежности.

– Ты будешь здесь, когда я вернусь? – спросил он.

Он чувствовал, что ему не хватает дыхания, что он бледнеет, что ему холодно. Идиотская драка… Он всегда знал, что драться глупо.

– Да, – отвечала она, – я буду здесь.

Теперь он уже лежал в «Скорой». Врач сидел возле него, он пощупал пульс и посмотрел на вопросительно поднявшую брови Марию. Герэ увидел, как врач, опустив глаза, покачал головой слева направо, но не понял, о чем это они. У Жильбера, видать, поубавилось спеси. Он смывался в сторону своего автомобиля. Санитар закрывал двери «Скорой», небо сужалось на глазах у Герэ, сжималось между двумя цинковыми плоскостями. Он поднял руку, чтоб остановить санитара, и тот задержался из любезности, хотя они очень спешили…

– Ты будешь меня ждать? Это точно? – спросил Герэ непонятно отчего охрипшим голосом. – Ты будешь меня ждать… поклянись, Мария…

Мария заглянула в полумрак «Скорой». Он видел ее лицо неправдоподобно крупным планом. «Лицо, скорое на презрение и такое нежное, когда она ослабляет контроль над собой», – думал он. Боль в боку уже давала о себе знать.

– Я буду ждать тебя всю жизнь, дурачок… – сказала она тихо.

Санитар закрыл дверь, и теперь Герэ видел только эту белую стену, отделявшую его от Марии.

«Скорая» помчалась на полной скорости, включив все сирены, хотя это было уже не нужно. Собака побежала следом, но метров через двести остановилась посреди дороги, поняв тщету своих усилий. Она смотрела в сторону города, потом обернулась: Мария стояла неподвижно на том месте, где Герэ увидел ее однажды, когда она ждала его в своем черном платье. Мария не шевелилась.

Собака помедлила, поглядела еще на дорогу, затем на Марию и побрела бог весть куда.