Продернула руку с брюками под тулуп. Постанывая и кряхтя, как старая немощная бабка, исхитрилась просунуть ноги в штанины, а потом и затянуть пояс. Все это проделывалось при болезненном ощущении собственной беззащитности, когда в любой момент с ней могли разом покончить – сверху вниз, просунув дуло между прутьями решетки, одиночным выстрелом или скупой автоматной очередью.

Но никто в нее не стрелял. Пока только наблюдали. Подсвечивая себе мощным фонарем.

Для того чтобы сознание включилось в работу, следует как-то идентифицировать себя. Убедиться для начала в том, что если ее бренному телу слегка досталось в последние дни, то ее душа, некая внутренняя сущность, остается пока в целости и сохранности.

«Я – Дольникова. Дольникова Анна Сергеевна, двадцати шести лет, русская, москвичка.

У меня есть сын Иван. Дольников Иван Алексеевич. Он – мой мальчик, мой сын.

Ивану Дольникову десять годков. Хотя не исключено, что он чуть постарше. Минимум ему десять лет, но вряд ли он старше двенадцати.

Что я здесь делаю? Нет, не в зиндане, а вообще… Какая у меня цель в жизни?

Я намерена вырезать из себя целый пласт прошлых событий и связей; я хочу обновиться как личность, чтобы впоследствии жить и существовать так, как подавляющее большинство нормальных людей».

– Хватит! – сказала Дольникова. – Не надоело тебе еще это дурацкое занятие? Ты что, в зоопарк пришел? На зверюшек в клетках полюбоваться?! Или ты думаешь, что специально для тебя тут «пип-шоу» организовали? Решил развлечься на шару, на «обнаженку», так сказать, полюбоваться?!

Луч фонаря дрогнул, как-то неуверенно метнулся из стороны в сторону, затем осветил пару башмаков, они валялись в противоположном углу камеры.

Пока обувалась и завязывала шнурки, теплый луч фонаря неожиданно исчез.

– Эй, ты чего?! – закричала Дольникова. – Куда пропал? Ты что, боишься меня?

Пока произносила все это, несколько раз клацнула зубами от пробравшего до костей холода. Подышала на озябшие пальцы, потом вскинула голову к квадратному проему, сквозь который струился вниз зыбкий, рассеянный свет.

На светлом фоне, разграфленном на ячейки прутьями решетки, появился силуэт. Отчетливо звякнуло, визитер, по-видимому, задел каким-то предметом амуниции или своим «калашом» за бетонное перекрытие. Присел на корточки, склонив к проему голову, ждал, наверное, чтобы глаза привыкли к царившему в зиндане полусумраку.

– Че я буду тебя бояться? – простуженным голосом проговорил нежданный визитер. – У меня «калаш» под рукой.

Дольникова быстро зацепила наметанным глазом самые интересные детали и подробности. К ней наведался вэвэшник, парнишка молодой, круглолицый, не успевший еще как следует заматереть и зарасти шерстью. Лет ему девятнадцать, вряд ли больше. Он наверняка из солдат срочной службы, из тех «рядовых-необученных», которых вопреки всем заявлениям продолжают снаряжать в Чечню в качестве пушечного мяса.

– Правильно, – одобрительно кивнула Дольникова. – Не надо меня бояться… Я что, на черта похожа? Нормальная женщина, как и все…

Она решила попытать счастья. Может, ей удастся установить доверительный контакт с этим молодым воином. Судя по облику и характерному говорку, он выходец из сельской местности. Или проживал до призыва в каком-нибудь захолустном городке. Именно вот такие, простые и бесхитростные, ребята в своей основной массе попадают служить на Северный Кавказ – молодежь в крупных городах либо учится в соответствующих вузах, либо, оберегаемые и опекаемые близкими людьми, активно «косит» от призыва в армию.

– Лично я бы тебя шлепнул на раз, – заявил простуженный боец. – Будь только моя воля…

– Ничего себе, – переварив сказанное, с удивлением протянула Дольникова. – Ты, случаем, не бредишь? Если у тебя температура поднялась, то сходи прими пару таблеток аспирина! Что у вас здесь вообще за произвол творится? Где твой командир? Есть еще какое-нибудь начальство, кроме этих ваших контрактников?

– Не твое дело! А ты знаешь, что у нас делают с такими вот, как ты? С проклятыми чеченскими снайпершами? В расход, и все дела! И никакая прокуратура ничего не сделает! К стенке! Без суда и следствия! Тоже мне, «нормальная женщина»…

– Да откуда ты это взял? Почему судишь заранее, хотя не знаешь, кто я и почему оказалась здесь, в вашем вонючем застенке?!

Пока боец переваривал ее слова, Дольникова решила спросить о том, что ее больше всего в данную минуту интересовало:

– Где мой сын? С мальчиком все в порядке? И что вы собираетесь дальше делать?

– Я, кстати, ваши документы проверял. Ну тогда, как вас всех из «КамАЗов» попросили…

– Не тяни резину.

– У меня память знаешь какая? Дольникова… Анна Сергеевна. А мальчика, если, конечно, он и вправду ваш сынуля, кличут Иваном. Кроме справки, выданной вам на «блоке» возле Первомайского, других документов при вас не обнаружилось…

– Ну будь же ты человеком, солдат…

– С мальчишкой что случилось? Да ничего особенного… Укусил меня за руку, а пока я чухался, дал деру…

– Ты что, бил его? – встрепенулась Дольникова.

– Нет, зачем? Хотел отвести к нам в «дот», накормить пацана, а он, волчонок, цап меня за руку – и ходу… Я слышал, как наш «замок» на тебя орал… Что ты, в натуре, снайперша. Такие вот дела… Я вечером на часах стоял. А из вагончика слышно все, что там говорят. Пацаны наши спали, а я все слышал… Ребята утром спрашивают: как там, мол, снайперша? Шлепнули ее ночью или, может, сдали куда? Я плечами в ответ пожимаю – типа я не в курсе… А сам ночью видел, как двое, Длинный и Толян, тебя в этот недостроенный бункер потащили…

– Послушай… Как тебя, кстати, звать?

– Это еще зачем? На фига тебе мое имя?

– Ладно, забудь… Ты можешь позвать командира? У вас, кажется, на «блоке» здесь лейтенант командует?

– Глухой номер… Он сейчас того… Не-а, совершенно глухой номер, может, позже удастся с ним переговорить.

– Что, опять набрался? – вспомнив разговоры контрактников, высказала она вслух свою догадку. – Это плохо… А мой сын больше не появлялся у вас на объекте?

– Как не появлялся? – донесся сверху приглушенный сиплый голос. – Вот только с час назад возле самого шлагбаума отирался. «Замок» со своими корешами взяли «бэпэху» и погнали в село, значит, за водярой. Потому что Завидяй… Гм, это к делу не относится… Короче, как только они уехали по своим служебным надобностям, как тут же твой Иван нарисовался. Мы его хотели покормить, ну и вообще, что он будет беспризорничать?.. Но он в руки не дался. Положили ему сверток с колбасой и хлебом за «пунктир», он, значит, сцапал это дело и дал ходу в направлении лесопосадки, она до самой фермы тянется…

У Дольниковой при этом известии немного отлегло от сердца.

– «Замок» у нас строгий, – после паузы сказал солдат. – Про твоего пацана он сказал, что если тот будет крутиться возле «блока»… Гм… Короче, боится, что малец может ночью гранату на «блок» подбросить. Или еще какую-нибудь подлость совершит.