Время шло, а я по-прежнему стоял у двери, наблюдая сквозь щелку происходящее в трапезной. Можно было залюбоваться той невиданной точностью, с какой черпак раз за разом отмерял равные дозы скудного монастырского пайка. Наконец очередь дошла и до смиренного игумена, надзиравшего за процедурой раздачи, и он, возглавив стол, воздел очи к потолочным балкам, призывая братию к благодарственной молитве.

«И все-таки что же хотел сказать Баренс, отметив фразу о геометрических построениях, помогающих слабому побеждать сильного? – размышлял я, вполуха выслушивая адресованные Всевышнему просьбы недобрых молодцев прибавить к скромному пайку кусок хлеба насущного. – Ведь что-то же он хотел сказать?!»

Между тем молитва закончилась, и настоятель воинствующего братства вновь обратился к пастве.

– А не след ли нам, братья, от скудных хлебов своих уделить толику страждущим и алкающим найти приют под нашими сводами?

– Истину речешь, отче! – громогласно рявкнула «смиренная братия», и материализовавшийся возле меня служка широко распахнул дверь.

Я ступил в трапезную, и точно по команде на конце стола, противоположном настоятелю, появилась еще одна миска, размерами напоминавшая средней величины блюдо. «Кормилец» Малюта Скуратов ловко подхватил ее и начал обход собравшихся, предоставляя им возможность проявить щедрость.

Надо сказать, опричники не преминули воспользоваться случаем, чтобы проявить лучшие черты своего благородного характера. Вскоре на блюде красовалась гора каши, напоминающая макет альпийского хребта. Меня с умильным почтением проводили к свободному месту и выдали деревянную ложку. Я с содроганием поглядел на варево, способное удовлетворить аппетиты царского курятника, на заинтересованные лица опричников и с тоской осознал, что все это мне предстоит съесть.

– С богом, дети мои, – провозгласил игумен, осеняя всех крестным знамением.

Ложки заскребли по пустым, разве что слегка испачканным мискам.

– Да, брат, – по достоинству оценив увиденное, с издевкой проговорил Лис. – Это от души, буквально от желудка. Ты не смотри, шо оно выглядит будто кто-то его уже ел. От него свиньи знаешь как жиреют!

Я задохнулся от оскорбления.

– Как ты можешь?!

– Да ты шо! – с деланным возмущением отозвался Лис. – Я ж тебе о святом говорю. Для каждого гордого хохландера, каковым и я являюсь, свинья одновременно и месторождение сала, и знамя борьбы с османо-гирейскими завоевателями в одном лице. Или в одном рыле.

– Ну знаешь ли! – не на шутку рассердился я, радуясь возможности сорвать хоть на ком-нибудь злость.

– Все, все, все. Осознал, прочувствовал, – насмешливо отозвался Лис. – Глупость брякнул. Дурак, ваш-бродь. В качестве добровольной ссылки иду передавать гостинчик Деду Бабаю.

– А разве не он должен тебя найти? – удивился я, несколько остывая. – Кажется, твоя подруга не указывала его адрес.

– Вальдар, ты дикий, шо собака динго, – вздохнул мой напарник. – В нашей стране любой ребенок знает, где искать Деда Бабая. В темном-темном городе есть темный-темный дом. В темном-темном доме есть темный-темный коридор. А в темном-темном коридоре под темной-темной лестницей есть совсем уж радикально-темная каморка. В ней-то и живет Дед Бабай. Впрочем, откуда тебе знать? У вас в таких местах обитают Гарри Поттеры. Все, я пошел.

Он отключил связь, и я с тоской предался своей роли странника, забредшего в монастырь в поисках пищи и крова.

Пересилив себя, я таки зачерпнул ложку каши и отправил ее в рот. Пожалуй, на вкус она была не столь отвратительна, сколь на вид. Вернее было бы сказать, что у нее вообще не было вкуса. Однако, поймав на себе пристальные взгляды царя и его верного подручного, я счел за лучшее не брезговать угощением.

Примерно десятая ложка стоящей передо мной замазки начала путь к желудку «бедного путника», когда тишину, доселе нарушаемую лишь монотонным чавканьем, разорвал звук колокола. Услышав его, опричники отложили ложки, а игумен, откинув капюшон, поднялся в полный рост, моментально превращаясь из кроткого слуги господнего в царя.

– Ну что ж, други мои верные. Легко и светло было душам нашим воспарять к горним высям. Ныне ж, памятуя о ратном призвании опричного братства, напитаем тела наши силою, откушав от щедрот господних. Ибо сказал Искупитель: «Отдай Богу Богово, кесарю же – кесарево».

Он хлопнул в ладоши. За стеной трапезной зазвенели рожки, ударили цимбалы, и в распахнувшиеся двери осанистые, точно павлины, стольники начали вносить давно ждущие своего часа яства.

Гастрономическое изобилие, представшее моему взору, могло свести с ума даже сытого. Те считанные ложки каши, которые мне удалось осилить, послужили спасательным кругом для ошеломленного увиденным рассудка. Жареные вепри горделиво высились на серебряных блюдах, кокетливо сжимая в зубах веточки сельдерея. По спинам осетров можно было кататься на велосипеде. Ушаты с черной и красной икрой расставлялись так густо, что на каждого из сидящих приходилось не менее половины каждой из этих емкостей. Чеканные кубки, мигом появившиеся на столе перед опричниками вместо деревянных мисок, тотчас наполнились вином, разливаемым расторопными кравчими с царской щедростью. Все это проносилось мимо меня, оставляя лишь аромат. Я недобро глянул на пару юношей, несущих лебедей с вызолоченными клювами, и, злорадно отметив про себя, что эта птица считается несъедобной, вызвал Лиса. Похоже, мой приятель знал, что делает. Он шел по какому-то темному коридору с низкими, по всему видать, мокрыми сводами. Капли то и дело падали на его факел и с шипением испарялись. В другой руке он держал лукошко, в котором, покрытые белой тряпицей, хранились сушеные мухоморы.

– Шо, соскучился?! Ты за меня не волнуйся, ешь все сам, – отозвался напарник. – Я как-нибудь без царских харчей перекантуюсь.

– Скорее всего. – Я включил изображение. На канале связи возникла нервная пауза.

– А че это я действительно нашего родного царя ниже плинтуса ставлю? – ни с того ни с сего осведомился у меня Лис. – Сразу ж видно – серьезный мужчина с разумным пониманием кулинарной стороны жизни. Щас я по-быстрому тут разбросаюсь и присоединюсь к вам.

– Не стоит. – Я перевел взгляд с богатого угощения на свое блюдо.

– Ага. Теперь ясно. Мимо носа носят чачу, мимо рота – алычу. Сплошная дедовщина… – Он хотел еще что-то добавить, но тут прямо из стены возникли две длинные тощие руки с когтистыми пальцами, имеющими заметно больше фаланг, чем принято среди людей. Пальцы вцепились в лукошко, точно клещи. – Ты кто такой?! – завопил Лис, отмахиваясь факелом.

От неожиданности я подскочил на месте…

– Давай иди, иди сюда.

Лишь тут я заметил, что развалившийся во главе стола государь подманивает меня пальцем.

– Ишь, разлакомился!