После разговора с Маргаритой на душе стало легче, жизнь уже не казалась беспросветной. Ольга вдруг поверила, что все образуется. Конечно, счастливой она не будет никогда, предательства Немировского ей не забыть, но у нее будет ребенок, рожденный от большой любви, у нее есть друзья, и бабушка с дедом от нее ни за что не отвернутся.

Всю последующую неделю Алик, Ольга и Илья общими усилиями воплощали в жизнь задуманное.

Ольга очень неохотно облачилась в чужое подвенечное платье, взяла в руки букет маленьких китайских розочек, украшенный золотыми ленточками – его приобрел где-то Алик. Он подбадривал подругу во все время фотосессии, профессионально организованной Ильей.

После, когда Ольга рассматривала фотографии, где она, счастливая и красивая, прижимается к Алику, который заботливо поправляет ей непослушный локон волос, сама не верила, что согласилась на весь этот фарс, но все-таки вынуждена была признать, что получилось очень достоверно.

– Между прочим, вы очень хорошо смотритесь, – заметил довольный Илья. – Еще немного, и я начну ревновать. Правда, правда. Посмотрите, очень красивая пара.

– Как-то нужно еще пережить бракосочетание в загсе, – грустно произнесла Ольга.

– Переживем, – успокоил ее Алик. – Завтра, в шестнадцать ноль-ноль, ты познакомишься с моей тетей Сарой и станешь моей женой. Кстати, тетя очень огорчилась, что ты не берешь мою фамилию. Она надеется тебя уговорить.

– Ой, ребята, это все так ужасно! – вздохнула Ольга и прикрыла рукой глаза. – Как в дурном сне.

– Я вот тут на досуге, работая с фотографиями, подумал, что вам, дорогие молодожены, придется поехать в как его, вечно забываю, в Армейск, познакомить Альберта с родителями, – снова заговорил Илья, бережно вставлявший фотографии в специальную папку с двумя голубочками, несущими в клювиках обручальные кольца.

– Ты с ума сошел! – испугалась Ольга. – Только не это! Одно дело врать малознакомым людям, другое – родителям. Я не смогу.

Альберт тоже был против, он отрицательно покачал головой.

– Нет, вы послушайте, что получается. Родителей о замужестве известить придется, о беременности тоже. До Ростова от вашего Армейска (что за дурацкое название, не понимаю) часа три. Я думаю, что папа подполковник явится сюда с отрядом спецназа и порубит нас с Аликом в капусту через три дня после получения телеграммы. А может, и раньше.

Будущие молодожены, как их обозвал Илья, обескураженно молчали.

– Нет, я больше не могу! Чем дальше, тем ком лжи растет все быстрее, – Ольга беспомощно расплакалась, опустившись в кресло.

Алик почувствовал, что у него заслезились глаза. Отчаяние этой девушки он уже воспринимал как свое.

– Успокойся, малыш, мы сейчас выпьем чаю с малиновым вареньем, хорошо подумаем, все обсудим и найдем какое-нибудь решение. – Он погладил плачущую Ольгу по голове.

Расстроенный слезами подруги Илья тяжело вздохнул и поехал на кухню ставить чайник. Ему тоже было очень жалко Ольгу, однако ее нравственные мучения несколько раздражали его. Да, врать нехорошо, но ведь не они заварили всю эту кашу. И еще Илья жалел, что он прикован к инвалидному креслу. Будучи человеком эмоциональным, он хотел заехать по физиономии этому тупому десантнику, наломавшему столько дров. С другой стороны, Илья Апрелев был реалистом и понимал, что исход подобного поединка опять мог привести его все к тому же инвалидному креслу.

Усмехнувшись по поводу этой мысли, он занялся чаем, раздумывая над тем, как бы убедить ребят нанести Ольгиным родителям краткосрочный визит. Встреча с папой подполковником в его собственные планы не входила. Тем более что представители столь мужественных профессий всегда относились к нему с подозрением, словно чувствуя в нем чужого.

За чаем Ольга успокоилась и уже рассуждала о неизбежности поездки. Алик же попытался рассмотреть другой вариант:

– А может быть, имеет смысл честно рассказать им обо всем?

– Нет, нет, – снова заволновалась Ольга. – Как им дальше жить, зная, что и вторая дочь рожает от любимого зятя? Да и потом, у нас в семье всегда виноватой оставалась я. Боюсь, этот случай не станет исключением.

– Ну, это ты зря. Здесь явно просматривается вина твоей милой сестры… и этого самого зятя, – возразил Алик. – У тебя в данном спектакле роль жертвы, как ни крути.

– Ты не знаешь моего отца. Дина для него всегда будет самой-самой, что бы она ни совершила, – Ольга помолчала. – Когда мне было шесть лет, а ей три, мама на день рождения подарила мне немецкого пупса. Он был замечательный, совсем как настоящий. Если не смотреть близко, можно было подумать, что это живой ребенок. Я целый день не спускала его с рук, кормила, купала, пеленала, целовала ему щечки и пяточки. Правда, мама сразу предупредила, что игрушка дорогая, редкая, поэтому играть с пупсом мы должны обе. Я была не против. Но Дина, увидев Алешку, я его так назвала, сразу надулась, забилась в угол и просидела там весь день. Честно говоря, мне было не до ее капризов. Впрочем, она часто обижалась и я не обращала на нее внимания.

Парни слушали с интересом, стараясь не отвлекать Ольгу от воспоминаний.

– Вечером пришел со службы отец, я показала ему игрушку. Он потрепал меня по щеке и сказал, чтобы я играла осторожно и не сломала куклу. Дина вышла из своего угла, залезла к отцу на колени, мы все вместе ели пирог, пили чай, казалось, мир в семье был восстановлен. А утром, проснувшись, я не обнаружила Алешку рядом с собой. Дина сладко спала в своей кроватке. Я бросилась искать игрушку, нашла на балконе. У нее были выколоты глаза и исцарапано чем-то острым все лицо, розовое тельце разрисовано черно-синим химическим карандашом. Сбоку валялись оторванные руки и ноги. Я дико закричала, со мной случилась истерика. Родители проснулись, бросились ко мне. Мама затащила меня в комнату, пыталась успокоить. Отец ударил по щеке, очень больно, я замолчала. – Ольга вздохнула, лицо у нее раскраснелось, похоже, она заново переживала свой детский ужас. – В тот день родители сильно поругались. Отец говорил маме, что она виновата в Динкиной выходке. С тех пор на мой день рождения нам всегда дарили одинаковые подарки.

– А на ее? – спросил Илья, догадываясь, каков будет ответ.

– На ее дарили только ей. Я всегда была старшей сестрой, мне капризничать не позволялось.

Альберт не находил слов от возмущения.

– А тогда, ну за то, что она сотворила, ее наказали?

– Нет. Ее никогда не наказывали. Она от рождения очень нервная девочка. Если начинала плакать, у нее дергался левый глаз.

– А ведь ребенка-то лечить нужно было… У психиатра, – заявил Илья безапелляционно. – Правда, Алик?

– Проконсультироваться однозначно стоило, – согласился Альберт. – У психотерапевта. Значит, так, слушайте сюда. Завтра регистрируем брак, отправляем телеграмму типа «Вышла замуж, приедем… в субботу». Приедем в субботу вечером, – он выразительно взглянул на Ольгу, – в воскресенье назад, думаю, хватит времени для знакомства.