Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обман тяготил Мулан больше мешка за спиной. Она больше всего на свете хотела молчать, но чувствовала, что должна признаться. Эти мужчины стали её друзьями. Командующий Тун и сержант Цян стали её учителями. Она предаёт их доверие, а, чтобы полностью отдаться полю боя, ей нужно очистить разум и совесть. Однако смолчав, она сохранит свой секрет, а иначе навлечёт на себя наказание, которое хуже смерти, – позор.
Она взглянула вперёд: там шёл Хонхэй с высоко поднятой головой и ясными глазами. «Как бы он поступил?» – спросила она себя. Но, даже задай она ему этот вопрос, что он мог бы ей посоветовать? И тут в её мыслях соткалась Феникс-птица. Желают ли её предки, чтобы она открыла, кто она? Или они хотят, чтобы она продолжила жить ложью? Когда подошло время стать лагерем, Мулан приняла решение.
Подойдя к шатру командующего, она остановилась перед входом. Она сделала глубокий вдох и постаралась взять себя в руки.
– Командующий Тун, – произнесла она, чтобы обозначить своё присутствие. – Это Хуа Дзюн.
– Ты можешь зайти, Хуа Дзюн. – Ответ командующего Туна прозвучал быстро и коротко.
Войдя в шатёр, Мулан кивнула своему командиру. Его внимание было отдано лежащему на коленях мечу. Он точил клинок ровными и вдумчивыми движениями.
– Командующий Тун, – начала она. – Есть нечто, что тяжко гнетёт моё сердце. Мне нужно признаться вам в одной вещи. – Во рту у неё пересохло, едва командующий поднял на неё свои глаза. Она открывала и закрывала рот, отчаянно ожидая, когда же с её языка скользнут правильные слова. – Это связано с тремя добродетелями... – Продолжить у неё никак не получалось.
Командующий Тун следил за её борьбой. К её удивлению, глаза его светились сочувствием, будто, видя её борение, он и сам испытывал боль. Поднявшись на ноги, командующий подошёл к ней.
– В том, чтобы бояться первой битвы, нет стыда, – промолвил он, неверно угадав причину, приведшую её к нему – Более того, то, что ты признаёшь, что тебя гложут сомнения, свидетельствует о твоей честности.
Его слова полоснули по её уже уязвлённой совести. Честности? Но она пришла, чтобы объяснить ему, насколько она нечестна. Она покачала головой, пытаясь вернуть разговор в исходное русло и сказать то, что следует сказать.
– Да, командующий, – сказала она, – но и другие добродетели...
Командующий Тун прервал её.
– Хуа Дзюн, – произнёс он, и тон его сделался серьёзным. – Я долгие годы занимаюсь военным делом. В служении моём я всегда опирался на умение разбираться в людях. Ты хороший человек. Возможно, однажды ты сопроводишь меня в мою деревню, где я познакомлю тебя с моей дочерью.
Его дочерью? Мулан разинула рот в удивлении. Этого она никак не ожидала услышать из его уст.
– И с нашей деревенской свахой, конечно же, – завершил тем временем командующий Тун.
У Мулан подкосились ноги, когда она поняла, что предполагали последние слова командующего. Не зная, как отвечать, она поклонилась. Ей ничего не оставалось, как согласно кивнуть.
– Это великая честь для меня, командующий.
Тот с видимым облегчением улыбнулся. Мулан с удивлением догадалась, что он тоже нервничал, говоря ей такое. И от этого лживость её жизни показалась ей ещё более постыдной. Она пришла рассказать ему правду, но каким-то образом увязла ещё глубже в неурядице, выросшей из её обмана.
– Охота мне поглядеть, какое лицо будет у твоего отца, когда я сообщу ему эту новость, – сказал командующий, завершая беседу.
Выскользнув из шатра, Мулан прерывисто выдохнула. И тут же увидела, что неподалеку стоит Феникс. Птица слышала весь разговор. Её взгляд явно говорил: «Да неужто?»
– Ну а что мне оставалось делать? – прошептала Мулан.
Феникс-птица снова зыркнула на неё. На этот раз во взгляде яснее ясного читалось: «Даже и не знаю. Возможно, не соглашаться жениться на женщине».
- Благодарю тебя за поддержку, – сказала Мулан, не заботясь ни о том, чтобы говорить тихо, ни о том, чтобы смягчить саркастический тон. – От всей души.
Но Феникс-птица была права. Она не должна была соглашаться. Ей следовало открыть правду, как она и собиралась. А вместо этого она позволила лжи длиться, и ничего хуже этого и быть не могло.
* * *
По счастью, у Мулан не было времени размышлять о всё более сумбурной сумятице её положения. По возвращении в солдатский шатёр она успела ухватить лишь несколько часов беспокойного сна, прежде чем солдат разбудили и погнали маршем дальше.
Они шли пустынной степью; поросшая кустарником пустыня не давала приюта ни от ветра, ни от солнца, ни от вражеского глаза. Мулан скользила взглядом по безводному пейзажу, чувствуя, что душа её иссохла не меньше окрестных земель. Через несколько ходовых часов земля начала подниматься, а кустарники уступили место каменистому ландшафту. Вдали высился Горно-степной укреплённый городок, защищённый с одной стороны горами, однако уязвимый спереди.
Подъехав ко входу в крепость, командующий Тун поднял руку. Мулан и остальные остановились в ожидании того, когда стражники откроют тяжёлые ворота. Распахнувшись, деревянные створки явили внутренний облик городка. Он напоминал всякое другое торговое поселение под властью императора. Внутри было множество лавок, выставляющих свой товар, и построек помельче; городок был оживлённый, но не многолюдный. В стороне Мулан приметила таверну. И тут она вытаращила глаза и радостно вскрикнула:
- Чёрный Вихрь!
Под взглядами солдат, обернувшихся поглядеть, в чём депо, Мулан рванула к трактиру. Её конь стоял на привязи у входа. Услышав её голос, он радостно заржал и натянул повод, пытаясь освободиться. Мулан обхватила его руками, вдыхая знакомый и такой успокаивающий запах. Потом она разжала руки, всё ещё ласково поглаживая шею лошади, и обратила взгляд на дверь таверны. Взгляд был с прищуром. Она знала, кто находится за этими дверьми.
Похлопав Чёрного Вихря и пообещав скоро вернуться, Мулан ворвалась в трактир. И тотчас узрела Скаша и Рамтиша. Они сидели за столом, изучая карту. Монашеская одежда и бороды, казалось, сделались ещё грязнее, чем при последней их встрече. Она приблизилась решительным шагом. Заметив её, Рамтиш заёрзал на своем стуле, и лицо Мулан полыхнуло гневом.
– Помнишь того мальчишку-новобранца... – донёсся до неё шёпот Рамтиша.
Скаш кивнул.
– Хуа Дзюна, – отозвался он.
– Помнишь, как ты учил его постоять за себя и держаться так, будто он хозяин положения? –
