* * *

Внизу же, на вымощенной площадке возле древней обсерватории Джантар-Мантар, где неведомо откуда появился уже знакомая нам девочка, толпилось множество народа — пожалуй, слишком много для этого времени суток. Здесь толкались коммунисты, мятежники, сепаратисты, революционеры, мечтатели, бездельники, наркоманы, чокнутые, всякого рода вольные художники и мудрецы, не способные, правда, ничем одарить новорожденную. Уже десять дней они не могли попасть на территорию, которую по праву считали своей, на территорию, с которой их бесцеремонно вытеснили и на которой они только и имели возможность собираться. Но теперь на пятачке возле обсерватории развернулось новое, невиданное ранее шоу. Более двадцати телевизионных съемочных групп, водрузив камеры на высокие желтые автокраны, вели круглосуточную трансляцию о только что взошедшей новой звезде, коренастом поклоннике Ганди, бывшем солдате и деревенском социальном работнике, объявившем, что он начинает смертельную голодовку для того, чтобы воплотить свою мечту о свободной от коррупции Индии. Он смирно лежал на спине с выражением постной и болезненной святости на лице, на фоне портрета Матери-Индии — многорукой богини с картой Индии вместо тела (естественно, это была карта неделимой Британской Индии, вместе с Пакистаном и Бангладеш). Каждый вздох этого мученика, каждый его шепот, обращенный к окружающим людям, немедленно транслировался на всю страну.

Старик явно задумал что-то серьезное. Лето возрождения города было также летом скандалов — угольных скандалов, железорудных скандалов, домостроительных скандалов, страховых скандалов, финансовых скандалов, телефонно-лицензионных скандалов, земельных скандалов, плотинных скандалов, ирригационных скандалов, скандалов с вооружениями, скандалов с вакциной от полиомиелита, нефтяных скандалов, скандалов из-за повышения цен на электричество, скандалов из-за спекуляций школьными учебниками, религиозных скандалов, скандалов из-за торговли номерными знаками и личными идентификационными карточками — в которых политики, бизнесмены, политики-бизнесмены и бизнесмены-политики получали немыслимые суммы бюджетных денег.

Старик оказался дальновидным игроком, напав на золотую жилу. Он стал резервуаром общественного гнева, его выразителем и, к собственному удивлению, за одну ночь стал всеиндийской знаменитостью. Его мечта об обществе, свободном от коррупции, была подобна зеленому сочному лугу, на котором желали и могли попастись все, включая и самых отпетых коррупционеров. Люди, между которыми в обычной жизни не было и не могло быть ничего общего (левые, правые и до сих пор не выбравшие сторону), все тянулись к старику. Его внезапное появление — словно из ниоткуда — вдохновило и внушило цель новому поколению юнцов, не искушенных пока ни в истории, ни в политике. Они приходили к обсерватории в джинсах, футболках и с гитарами, под бренчание которых исполняли антикоррупционные песни собственного сочинения. Юнцы несли с собой плакаты, на которых было написано: «Хватит значит хватит!» и «Покончим с коррупцией сейчас!». Для того чтобы управлять всем действом, молодые профессионалы — адвокаты, бухгалтеры и программисты — учредили особый комитет. Они собрали деньги, водрузили над стариком огромный полотняный навес и развернули пропагандистскую (с изображениями Матери-Индии, гроздьями национальных флагов, шапочками Махатмы Ганди и знаменами) кампанию. Деревенские изречения старика и его приземленные афоризмы заняли весь «Твиттер» и затопили «Фейсбук». Телевизионные камеры словно не могли на него налюбоваться. К кампании присоединялись отставные чиновники, полицейские и армейские офицеры. Толпа росла.

Внезапно свалившаяся на голову старика звездная популярность не на шутку его взволновала, сделала его напористым и даже, пожалуй, чуточку агрессивным. Он вдруг почувствовал, что зря ограничился одной коррупцией, это суживало поле его деятельности и снижало политический накал. Он решил поделиться со своими почитателями тем, что накипело у него на душе, — всей своей незатейливой, буколической, но искренней мудростью. Вот тут-то и начался цирк. Старик объявил, что ведет борьбу за второе, Подлинное Освобождение Индии. Своим старческим и одновременно детским голоском он произносил зажигательные речи, которые хотя и походили по тембру на трение друг об друга двух надувных шариков, трогали нацию за живое. Словно маг на детском дне рождения, он показывал фокусы и извлекал подарки буквально из воздуха, находя что-нибудь особенное для каждого. Он наэлектризовал шовинистов-индусов (которые и так волновались, видя карту Матери-Индии) их старым и противоречивым в себе боевым кличем «Ванде Матарам!» — «Поклоняюсь тебе, Мать!» Когда из-за этого расстроились некоторые мусульмане, комитет организовал визит мусульманской кинозвезды из Бомбея, которая, надев молитвенную шапочку (до этого актер ни разу в жизни ее не надевал), просидела целый час на помосте возле кровати старика, символизируя «единство в разнообразии». Для традиционалистов старик цитировал Ганди. Он говорил, что кастовая система была спасением Индии. «Каждая каста должна выполнять то, к чему она предназначена от рождения, но следует уважать всякий труд». Когда далиты пришли в ярость, члены комитета нашли маленькую дочку мусорщика, нарядили ее в новенькое нарядное платьице, дали в руку бутылку воды, и посадили рядом со стариком. Тот время от времени прихлебывал из этой бутылки. Для воинствующих моралистов у старика тоже был лозунг: «Ворам надо отрубать руки! Террористов надо вешать!» Для националистов всех мастей он ревел: «Дудх маангогей то кхир денгей! Кашмир маангогей то чиир денгей!» — «Попросите у нас молока, и мы дадим вам сливки! Попросите у нас Кашмир, и мы распорем вам брюхо!»

Раздавая интервью, он улыбался детской беззубой улыбкой, рассказывал о радостях своей простой аскетической жизни и объяснял, каким образом предложенная Ганди практика рати садхана — удержания семени — помогла ему сохранять силы во время голодовки. Для того чтобы доказать это, он на третий день голодовки пробежался вокруг площади в белой курте и дхоти[20], а затем согнул руку, продемонстрировав свой дряблый бицепс. Люди смеялись, кричали и подводили к нему детей для благословения.

Количество телевизионных просмотров начало зашкаливать. Реклама пользовалась бешеным успехом. Никто не видывал ничего подобного уже двадцать лет, с того дня когда в день одновременных чудес идолы бога Ганеши во всех храмах страны вдруг начали одновременно пить молоко.

Однако шел уже девятый день голодовки, и, несмотря на запасы неизрасходованного семени, старик заметно ослаб. В тот день по городу поползли слухи о том, что у старика опасно поднялось содержание креатинина в крови, что говорило о нарушении работы почек. У постели старика собрались светила медицины. По очереди держа его за руку, они позировали на камеры и уговаривали его не умирать (хотя и не верили, что дело может дойти до этого). Промышленники, засветившиеся в коррупционных скандалах, жертвовали деньги в кассу его движения и шумно аплодировали твердой приверженности старика ненасильственным методам. (Его призывы к отрубанию рук, повешениям и потрошению воспринимались как разумные предостережения.)