– Ну, что вы! – Грановский ясно показал, что и мысли такой не допускает. – До этого Аврора пребывала в глухой апатии, могла целый день сидеть, уставившись в окно. Доктор сотворил чудо: она снова стала нормальным человеком. Теперь ваша очередь откровенности.

Ванзаров добродушно улыбнулся:

– Госпожу Грановскую могла убить женщина, которую не устраивал ее роман. Любовник вашей супруги, пардон, – или муж, или возлюбленный убийцы. Тогда во всех событиях, включая вашу записку, поваляется логика. Аврора прекрасно знала убийцу, если не была с ней дружна. Это ведь удобно: иметь в подругах жену своего любовника. Жаль, только карточки не оставила. Но я полагаю, знаете, о ком речь.

На какие-то мгновения адвокат потерял дар произносить зажигательные речи, конфетка застряла между зубов, но, придя в себя, он холодно сказал:

– Возмутительная чушь.

На нечто подобное Родион и рассчитывал.

– Тогда остается только оскорбленный муж вашей любовницы, – сказал он.

– Немыслимая глупость.

– И я так думаю.

Грановский уже собрался излить возмущенную тираду, но, придержав пыл, присмотрелся к полноватому юноше, сидевшему напротив него с изумительно безобидным выражением лица, и вдруг сказал:

– А вы не так просты, как кажетесь, Родион Георгиевич. Подкупаете наивностью молодости, а сами уже кандалы куете... О, да вы опасный, нет – умный человек... Я как раз искал такого дельного специалиста. Не желаете оставить казенную службу с нищим заработком и поступить ко мне? Работа для вас знакомая, а жалованье – не сравнить. Подумайте, не тороплю.

Игра закончилась. Мышь, почуяв беду, нырнула в норку. Поблагодарив за столь лестное предложение, Ванзаров уже поднялся, как вдруг вынул снимки.

– Взгляните, может, видели?

Портрет в парике не вызвал никаких эмоций, Грановский равнодушно вернул картонку. Но появление трупа без парика было встречено напряженным разглядыванием.

– Да ведь это Паша Хомяков... – оторопело проговорил адвокат. – Позвольте, да ведь это криминалистический снимок... Боже мой! Какое несчастье! Когда? Бедный Паша...

О гибели приятеля Антон Сергеевич сокрушался куда больше, чем над кончиной жены. Вернувшись на место, Ванзаров сказал:

– Мне нужна вся информация о нем. Пожалуйста, не запирайтесь. Его смерть, возможно, связана с убийством вашей жены.

– Да, что тут скрывать. Паша – мой давний приятель, мы с ним в одном клубе «Велосипед», бывает у нас в доме, с детьми так мило играл, с Авророй шутил... Какая трагедия. Когда это случилось?

– Вчера около полудня.

– Попал под конку?

– В сердце воткнули острый предмет. Он куда-то шел со шляпной коробкой, в которой была крыса. Не знаете, что это могло значить?

Грановский сокрушенно покачал головой:

– Какая потеря для клуба, он был отличный гонщик... Но зачем его убили? Это был самый добрый, простодушный и доброжелательный человек, какого я встречал в жизни. У него просто не было и не могло быть врагов... Чудовищно... Позвольте, но почему мне ничего не сообщила Анечка?

Мысленно приложив инициалы на карточке, Ванзаров уверенно сказал:

– Она не знала. Тело доставили с Невского без документов. Где он служит?

– В городской Думе по дорожным подрядам... Прошу меня извинить, мне надо побыть одному, – сказал совсем подавленный Антон Сергеевич.

Чиновник полиции уже направился к выходу, как вдруг Грановский сказал:

– А ведь это все было предсказано... Не верь после этого...

– Кем? – быстро спросил Ванзаров.

– Госпожа Гильотон в трансе сказала, что у меня погибнут... Впрочем, это не важно...

– Она не сказала, кто еще и когда погибнет?

Но Грановский только отмахнулся.

– Через час, не более мы прибудем к госпоже Хомяковой, чтобы сообщить печальное известие, – официально сообщил чиновник полиции. – Но до этого, прошу вас, ее не беспокоить. И если она что-то узнает, я знаю, кого винить.

Ванзаров стремительно покинул адвокатскую контору. Его гнал охотничий азарт сыщика: дело, темное и запутанное, при помощи крохотной детали обрело ясные очертания. Логичные и доказуемые. Оставалось только прижать убийцу неопровержимыми доводами.

Мрачный вид старшего городового Семенова скрывал по-своему нежную душу. Щедро получив от природы великанский рост, он давно привык, что люди боятся одного его вида. И кто бы знал, что это неохватный детина застенчиво оробел перед хрупкой женщиной. Легкое поручение «доставить в участок для допроса» вызвало в городовом бурю эмоций. Никогда не выпадало ему счастье так близко соседствовать с такой красотой, все более с мерзкими рожами извозчиков да нищих. Барышня в светлом туалете с зелеными полосами, с бантиками там и сям, да еще и в соломенной шляпке, украшенной яркими цветочками, покорно сидела в дрожках, понурив головку, и только прикрывалась прозрачным зонтиком от палящего солнца. Семенов хоть и не был образован, но ощущал что-то вроде угрызений, что испытал шотландский лорд, который вел Марию Стюарт на плаху. Она не проронила ни слова, но случись ей попросить жалостливым голоском: «Отпусти меня с миром, старший городовой», Семенов наплевал бы на долг. Вот какие чудеса творят модные наряды хорошеньких женщин.

Пролетка доковыляла до участка, старший городовой протянул натруженную лапищу, чтобы помочь сойти, и ощутил нежнейше прикосновение, от которого продрало морозом. В комнату для допросов он доплелся раскисшим и покорным рабом. Но более всего Семенова обозлило, что это невинное, сразу видно, создание смеет мучить расспросами даже не чиновник участка, а так – одно название, сопливый мальчишка, пришлый прыщ, которого и прибить-то одной левой. Старший городовой наградил закрытую дверь допросной комнаты мрачным взглядом и поплелся в роту заливать грусть графином воды.

А юный прыщ, между тем, предложил даме стул, распахнул пошире окно, чтоб ветерок обдувал, и выразил искреннюю симпатию. Но дама ее не приняла, а неприязненным тоном спросила:

– Очень приятно позорить нас?

– Да о чем вы, Екатерина Павловна, – изобразил удивление сопливый мальчишка.

– Обязательно надо было посылать городового за женой дипломата?

– Ну, раз вы сами не явились, в условленный час...

– Прошу вас, Ванзаров, хватит иезуитских уловок, составьте протокол и закончим на этом, – госпожа Делье, наконец, соизволили закрыть зонтик, прикрывавший ее, словно щит.

Не споря, Ванзаров развернул карту города и сказал:

– Вот какая странность обнаружилась. От дома Грановской до нашего участка даже медленным шагом – минут двадцать. А до вашего дома – не более десяти. Не кажется это странным?

Екатерина Павловна не удостоила ответом.