– Василий, будем откровенны: Афанасий Игнатьевич не особо щепетилен в подобных вопросах, так что не один профессор Петрович, или как его там, стал жертвой его хватки и изворотливости, – заметил с деланым смешком Алексей, чувствуя, как его начинает пробирать дрожь.

– Ты прав, Ян. Но сын профессора Спасовича пытался в прошлом году получить место на одном из заводов отца, в архиве осталась его заявка, – сказал Василий, – однако предпочтение было оказано тебе, как обладателю наилучших рекомендаций.

Алексей на мгновение замер. Затем поднялся из кресла, прошелся перед камином, заложив руки за спину и боясь более всего, что Василий заметит, как сильно они дрожат. Чертов мальчишка! И как он сумел до всего докопаться?

– Только Алексей Спасович был сбит автомобилем, причем не когда-нибудь, а в день покушения на отца, – продолжил Василий.

– Ах, неужели? – произнес, зевая, Алексей. – Жаль, конечно, но ведь у каждого своя судьба.

– Да, ты прав, – подтвердил Василий. – Только не дает мне покоя тот факт, что молодой человек, семья которого была разрушена страстью моего отца к наживе, пытался проникнуть на один из наших заводов. Зачем? Уж не для того ли, чтобы учинить диверсию или, более того, привести в исполнение план изощренной мести? А что лучше для подобного замысла, чем превратиться официально в мертвеца.

– Уж не думаешь ли ты, что профессорский сынок на самом деле жив? – поинтересовался Алексей.

– Проверить это не мешало бы, – ответил Василий, – у тебя ведь осталась фотография вашего выпуска?

– Нет, затерялась, – сказал Алексей, ощущая, как исчезнувший было страх снова растекается по его телу. – А зачем она тебе?

– Хотелось бы взглянуть на Спасовича. Кто знает, может, он окопался где-то под носом, например, служит у нас кучером или слугой, – сказал Василий. – Поэтому я велел сыщикам разыскать твоих однокашников. Хотя бы у одного, но должно отыскаться изображение этого Алексея.

Алексей, кашлянув, заметил:

– Прекрасная мысль, Василий. Ну и как, кто-нибудь уже откликнулся?

– Я говорил с сыщиками только сегодня утром, они сказали, что им понадобится несколько дней, дабы выполнить мое поручение, так что не беспокойся, Ян, к концу недели мы будем знать, стоит ли работать и далее в этом направлении, или Алексей Спасович – ложный след. Однако ты знал его лично. Каким он был из себя?

– Замкнутый, странноватый тип, но безобидный, – заявил без промедления Алексей. – Могу тебя уверить, что он точно никогда бы не решился мстить. Да и мне кажется, он ничего толком не знал о судьбе своего застрелившегося отца, об умерших от болезни сестренке и братишке и о матери, сбитой телегой.

– Гм, а ты преотлично осведомлен о его семейной трагедии, – проронил Василий. – Что доказывает: Алексей знал о судьбе родителей и рассказывал о ней товарищам. Следовательно, это играло для него важную роль.

Проклиная себя за оплошность, Алексей смолк.

– А какая у него была внешность? – спросил Василий.

– Да самая обыкновенная, – ответил Алексей. – Долговязый, нескладный, светловолосый, кожа нечистая, изрытая угрями, глаза водянистые, навыкате...

Он описывал Василию подлинного Яна Левандовского, потому что понимал: как только сынок Беспалова получит фотографию от одного из бывших однокурсников, то сразу найдет на ней Алексея (и примет его за Яна), а вот про настоящего Яна решит, что он и есть искомый Алексей.

– Нет, я бы непременно узнал Спасовича, если бы вдруг выяснилось, что он не погиб под колесами автомобиля, а работает у нас в особняке или на одном из заводов, – уверил Алексей. Покоя ему не давала одна простая мысль: а что, если какой-нибудь из бывших студентов ткнет пальцем в фотографию и скажет, кто есть кто? Тогда все станет на свои места, и Василий тотчас поймет: Спасович, он же Левандовский, муж его сестры Татьяны!

– В любом случае скоро все прояснится, – добавил Василий. – Уж, совершивший убийство Кирилла и Аси, находится сейчас вроде бы не в столице, но его упорно ищут. И он как миленький выложит всю правду, едва окажется в руках полиции.

«И поведает о господине, заплатившем ему две тысячи за то, чтобы убить Кирилла Беспалова и его жену. Правда, Уж не видел моего лица, я был осторожен, однако он все равно опасный свидетель», – думал Алексей. И тут же вспомнил – после встречи с Ужом он вышел на улицу, где его ждал экипаж, и опустил воротник, скрывавший лицо, однако, почувствовав чей-то пристальный взгляд, подчиняясь неведомому импульсу, поднял голову и заметил Ужа, стоявшего у окна и беззастенчиво рассматривавшего его оттуда. Было темно, да и шел дождь, однако кто гарантирует, что Уж не разглядел его лица. А если так... то убийца прямиком выведет Василия на него!

– Ты должен знать, что можешь на меня рассчитывать, – заявил Алексей, подходя к камину, подхватывая кочергу и вороша ею догорающие поленья. От Василия надо немедленно избавиться, но как? Размозжить ему череп прямо тут, в библиотеке, кочергой? А что делать с трупом, со слугами, которых полно в доме, с забрызганными кровью стенами и ковром?

– Мне стало намного легче, Ян, после того, как я поговорил с тобой, ведь ты единственный, кому я могу безгранично доверять, – промолвил Василий. – Пока у меня не будет в руках бесспорных доказательств, я ничего не расскажу отцу. Танечке же докучать, разумеется, не стану, у нее ребенок, да и не женское это вовсе дело. С Игнатом я никогда не ладил, да он ничем и помочь не может. Поэтому я обратился за советом к тебе, Ян.

– И совершенно правильно сделал, – ответил Алексей.

Василий поднялся, прощаясь. Алексей подавил в себе желание пришибить молодого человека кочергой и, когда тот ушел, сел за стол, обхватив голову руками. Еще немного, и его разоблачат. Что же делать?

Старинные часы, жужжа и звеня, гулко пробили полночь, и Алексей принялся прикидывать возможности, разрабатывая план того, как в течение одного, максимум двух дней избавиться от Василия.

За размышлениями он провел целую ночь, перебирая великое множество разнообразных вариантов, и только под утро ему пришло в голову простое и элегантное решение. Ему понадобится отправить только одно письмо – и судьба Василия будет решена. Алексей взял чистый лист бумаги, обмакнул перо в чернила и вывел корявым почерком: «Милостивый государь Егор Дмитриевич! Настоящим спешу уведомить Вас о том, что Ваша супруга, к великому сожалению, не блюдет верность по отношению к Вашей персоне. Подозревая ее в измене, Вы оказались правы. В силу обстоятельств я не могу раскрыть своего имени, да оно и не важно. Понимаю, что Вы немедленно потребуете от супруги своей объяснений, однако предвижу, что она будет все отрицать, и не ее тут вина – она станет пытаться выгородить того человека, что соблазнил ее и вмешался в Вашу размеренную и, смею предположить, счастливую семейную жизнь. Наверняка Вас занимает вопрос, кто же он, тот бесчестный человек, что наставляет Вам уже почти полгода рога? Охотно назову Вам его имя – сим сладострастником, который открыто похваляется в обществе Вашим позором, своей победой над Вашей супругой и распространяет интимные детали встреч с Вашей женой, смакуя их, является не кто иной, как младший сын господина Беспалова, Василий Афанасьевич. Не далее как вчера он трепал Ваше имя и имя Вашей жены, намекнув даже, что ее беременность – плод никак не Ваших, а его усилий в будуаре. Постоянно выслушивать подобную браваду мне нетерпимо, поэтому и считаю нужным довести сию грязную историю до Вашего сведения. Подчеркну, что жена Ваша ни в чем не виновата, а ответственность полностью лежит на господине Беспалове-младшем, воспользовавшемся сиюминутной слабостью Вашей супруги и склонившем ее к измене Вам. Жена Ваша уже несколько раз порывалась бросить Василия Беспалова, однако он угрожал ей в таком случае рассказать обо всем принародно и тем самым вывалять ваше семейное имя в грязи. Надеюсь, милостивый государь Егор Дмитриевич, Вы примете правильное решение и положите конец столь дурно пахнущей истории и мерзким проделкам сынка миллионера. Доброжелатель».