– Идет.

Партия оказалась довольно-таки короткой и разгромной – последнее, разумеется, для моего партнера.

– Еще раз! – хлопнул ладонью по столу Арман. – Я выведу тебя на чистую воду.

Я благодушно передернула плечами. Добавляй каждый раз по десять золотых, и я готова играть с тобой хоть до утра.

– Но как?.. – Арман хмурился и шевелил губами, глядя на лежащие на столе карты.

Ясное дело, результат второй партии был таким же, как и в прошлый раз.

– Хочешь продолжить? – улыбнулась я, собирая карты и начиная их тасовать.

Арман, прищурившись, откинулся на спинку стула.

– У тебя карты крапленые! – выдал гениальное предположение он.

– Естественно! – рассмеялась я. – Об этом можно было догадаться прежде, чем расставаться с двадцатью золотыми.

Арман выхватил у меня из рук несколько карт и принялся пристально рассматривать рубашки. Ничего не нашел и, хмурясь, стал подносить карты одну за другой поближе к свету свечи.

– Смотри не сожги, – предупредила я. – Мне пришлось потратить на них кучу времени.

– Я ничего не вижу! – в раздражении воскликнул Арман. – Ты что, по запаху, что ли, их различаешь?!

И он действительно стал подносить карты к носу. Я весело рассмеялась.

– Можешь не сомневаться: запах тут ни при чем, – заверила я.

– А что же тогда?

– Даже и не пытайся, все равно не скажу.

В действительности на рубашку каждой карты были нанесены помогавшие опознать ее пятна. Вот только делалось это специальным прозрачным раствором, в результате чего их можно было разглядеть лишь при определенном освещении и под определенным углом.

– Я знаю! – воскликнул вдруг Арман.

И, непоследовательно откинув карты на стол, выскочил из комнаты.

Некоторое время спустя он вернулся, держа в руках новую колоду.

– Посмотрим, как ты справишься теперь, – заявил он.

Я только ухмыльнулась. Подавшись вперед, осведомилась:

– На что будем играть на этот раз?

– Все то же? – неуверенно пожал плечами Арман.

– Мне надоело играть на деньги, – капризно сказала я. – Скучно. Давай на какую-нибудь вещь. Дорогую или нет, мне все равно. Ну, скажем… – Я обвела его оценивающим взглядом. – Скажем, вот эта подвеска?

Арман без колебаний снял с камзола упомянутую мной вещицу и положил на стол.

– Что ставишь ты?

Я промолчала, с улыбкой предоставляя ему оглядеть мой наряд.

– Например, серьги? – предложил он.

– Собираешься носить их сам? – сострила я. – Впрочем, ладно, если захочешь, можешь подарить Лидии. – Я сняла сережку и повертела ее в руках. – Хотя… Знаешь ли, эти серьги мне все-таки дороги. Люблю этот оттенок зеленого. Если не возражаешь, я принесу другие.

Арман не возражал. Через пару минут я возвратилась со шкатулкой, в которой хранилась пара сережек – тех самых, что я надевала накануне, в форме цветов.

– Устраивает? – уточнила я.

После того как Арман кивнул, захлопнула крышку и отодвинула шкатулку, чтобы она не мешала играть.

Распечатав колоду, Арман принялся тасовать карты. Поручить это занятие мне он не рискнул. В принципе, конечно, правильно сделал. Вот только главное он уже пропустил. Ибо, отодвигая шкатулку, я незаметно надавила на пружину, запустив бесшумно работающий механизм. Поверхность крышки частично сдвинулась внутрь шкатулки, сменившись другой, зеркальной. Благодаря нынешнему расположению шкатулки я видела отражение сдающихся карт.

Партию, разумеется, выиграла.

– Эти карты никак не могли быть краплеными, – пробубнил Арман, сверля меня взглядом.

– Никогда не будь в этом уверен, даже если покупаешь новую запечатанную колоду, – посоветовала я, принимая подвеску.

Нет, данная конкретная колода была на момент продажи «чиста». Вот только к моменту окончания партии я успела пометить приличную часть карт. Так что теперь потребности в зеркале не было, и, едва она отпала, я так же осторожно нажала на пружину во второй раз, возвращая шкатулке прежний вид.

– Хочешь сыграть еще? – поинтересовалась я у Армана.

– Пожалуй, с меня хватит, – мрачновато ответил тот.

Расстраивал его не столько проигрыш, сколько отсутствие разгадки. Но тут я ничем ему помочь не могла. Я не раскрываю своих секретов.

Широкий балкон, на который я вышла из гостиной, объединял несколько комнат второго этажа. Он был таким просторным, что отчасти походил на зал, расположенный под открытым небом и лишенный одной из стен. И мебель здесь была вполне внушительная, хоть и отличалась от установленной во внутренних помещениях. Отличалась главным образом материалом, более устойчивым к сырости. Но это влекло за собой и различия в стиле.

Потолок прикрывал площадь балкона только на треть и был украшен искусной резьбой. Кроме того, его якобы подпирали декоративные в действительности колонны, обвитые лианами. Последние хоть и нарисованные, но исполнены настолько натурально, что смотрятся как живые.

– Любуетесь красотами?

Рэм подошел бесшумно и теперь остановился рядом, опираясь локтем о бортик и окидывая сад небрежным взглядом.

– Решила немного отдохнуть в одиночестве.

Интересно, поймет ли он намек?

Конечно же, не понял. Или не захотел понять.

– Вы не выглядите усталой. – Что это, констатация или комплимент? – У вас, напротив, цветущий вид.

– Да, я знаю, он у меня такой всегда, – заверила я, приглядываясь к его собственному лицу. – А вот вы выглядите не очень. Что с вами приключилось? Неужели пчела ужалила в губу?

Царапина уже заживала, хотя по-прежнему просматривалась на щеке тончайшей полоской. А вот укус на нижней губе был виден вполне отчетливо.

– Еще какая пчела!

Теперь обе его руки покоились на бортике, а сам он, чуть наклонив голову, разглядывал не сад, а меня.

– Наверное, вы это заслужили, – хмыкнула я.

– Не будьте так жестоки, – притворно огорчился он. – Я же побитый жизнью, изломанный человек.

– О! – впечатлилась я. – И откуда вы так хорошо осведомлены о содержании разговоров, ведущихся на женской половине? Что, подслушивали, согнувшись в три погибели перед замочной скважиной? Или какая-то придворная дама, вхожая в этот тесный круг, регулярно пересказывает вам все подробности? Впрочем, можете не отвечать: уверена, что второе.

– Всех подробностей я бы не вынес, – рассмеялся Рэм. – Но не могла же она пропустить такое. Однако мы отвлеклись. Теперь мы знаем, что я страдаю от душевного излома и, значит, со мной следует обходиться трепетно.