— Ловко вы! — удивилась женщина. — И с таким грузом!

"Ну, да! Добавь еще, что такая мелкая!"

И в самом деле, по сравнению с дородной незнакомкой Альв наверняка выглядела едва ли не ребенком. Тем более странной могла показаться посторонним людям та легкость, с которой двигалась Альв, отягощенная заплечным мешком, скаткой и оружием.

"Мне следует быть осторожнее! — отметила она мимоходом. — Благоразумие еще никому не принесло вреда!"

— Будем знакомы, — сказала она, сняв с себя пожитки и устроившись рядом с возницей, — я Альв.

— Так вы из Фрисландии?! — посмотрела на нее возница. — С материка или с островов?

— Ни то, ни другое! — улыбнулась ей Альв. — На фризском говорила моя кормилица, а сами мы с мужем живем в Штирии.

Завязался разговор. Слово за слово, и Альв рассказала женщине, которая назвалась Верле, что муж ее Йеп происходит из этих мест, но не с побережья, а с верховьев реки Юснан. Живут же они не здесь, а в Штирии, в городе Грац. Йеп — учитель фехтования, а она содержит дом. Рассказ не слишком впечатляющий и уж точно не объясняющий, каким чертом занесло в северный Скулнскорх фехтовальщика из Граца, да еще и вместе с молодой женой. Но Альв старалась выглядеть искренней — а зачем бы ей было скрывать такую простую историю? — и максимально достоверной.

Поверила ей Верле или нет, но в ходе разговора женщина рассказала и свою собственную историю. Они с мужем — "вон он там впереди, едет верхом!" — торгуют мехами и сейчас направляются в Гамбург с очередной партией первосортного товара. Дети у Верле уже взрослые и в отсутствие родителей вполне способны содержать дом и лавку. Впрочем, вскоре выяснилось, что Верле соскучилась по разговору и почти до самого дневного привала рассказывала Альв обо всем подряд, благо слушательница ей попалась молчаливая, да терпеливая. Но и то верно, самой-то Альв не о чем было рассказать, а от Верле она все время узнавала что-нибудь новое. Знай только задавай наводящие вопросы о ценах на меха и серебро, об урожае и голоде, о кораблях, ходивших с побережья Скулнскорха на континент, о короле и королеве, о войне и мире, и вообще обо всем на свете.

Тем не менее, даже слушая добрую женщину и поддерживая с ней вежливый разговор, Альв нет-нет, да бросала быстрый взгляд на Якова. Высокий и широкоплечий он был выше и, пожалуй, крупнее большинства мужчин, шедших, как и он пешком. Впрочем, Яков с самого начала остался рядом с Сигусом. Шел рядом с верховым и вел с ним неторопливый обстоятельный разговор. Цели его были ясны: он, как и Альв, стремился как можно скорее освоится в этом мире, для чего, прежде всего, следовало с этим миром познакомиться. Другое дело, что при взгляде на Якова мысли Альв неизменно обращались к прошлому ее мужчины. Из всего, что он соизволил ей рассказать, — а было этого всего "кот наплакал", — с определенностью вытекало, что происходит он из этих самых мест, из королевства Скулнскорх, которое покинул тридцать пять лет назад, будучи совсем еще маленьким мальчиком. Обстоятельства перехода оставались, однако, не проясненными. Но складывалось впечатление, что Яков неслучайно обходит эту историю стороной. Что-то случилось тогда в этих именно местах, возможно даже у той самой пастушьей хижины, в которой они провели свою первую ночь "на этой стороне". И случившееся не располагало к откровенному рассказу, потому что это было что-то настолько скверное, что Яков не хотел вспоминать об этом и спустя тридцать пять лет. Разумеется, Альв прямо ни о чем его не спрашивала, не желая причинять ненужную боль, но и запретить себе думать об этом не могла тоже. И думала, разумеется, гадая так и сяк, чем была занята и сейчас.

От размышлений ее отвлекла перекличка охранников и возниц, и шум, поднятый останавливающимися прямо на дороге повозками.

— Что случилось? — повернулась Альв к жене торговца мехами.

— Добрались до "Могилы Ратера", — объяснила словоохотливая женщина. — Здесь обозы обычно встают на дневной отдых. Бивак разбивать, конечно, не будем, еще не время, и лошадей распрягать тоже не станем, но дадим им отдохнуть, напоим и накормим. Ну, и людям перекусить, да передохнуть не помешает. Опять же, облегчиться…

— А что за могила? — поинтересовалась Альв. — Или это просто название места?

— Да, вон! — кивнула Верле, указывая направление. — Курган видишь?

— Вижу! — кивнула Альв.

Теперь она, и в самом деле, увидела сложенный из обломков камней небольшой курган. Он находился в стороне от дороги, как раз посередине обширной пустоши, занимавшей подошву и часть склона горы. Голое, открытое всем ветрам место. Мхи, пятна кустарника, каменные языки. И ничего, что указывало бы на то, что это могила. Ни знака, ни надгробного камня.

— Кем был этот Ратер? — спросила Альв, внимательно осмотрев пустошь и курган.

— Ратер-то? — переспросила слезшая на землю Верле. — Воин какой-то, — пожала она полными плечами. — Герой. Иначе, кто бы стал насыпать над его могилой курган?

И то верно, курганы насыпают над усыпальницами вождей и героев. Это Альв, вроде бы, знала, но сейчас вспомнила кое-что еще: там, где живет она, курганы уже давным-давно не насыпают. Ни для кого. Даже для королей. Однако курган Ратера выглядел так, словно его насыпали недавно, не далее, как полстолетия назад. Так что, скорее всего, здесь, на севере, старые обычаи отступать не желали.

Дальний север, медленное время….

* * *

Много лет Яков не вспоминал о том, кем он был до того, как стал Яковом Свевом. Запрещал себе помнить, потому что память — это боль, и, в конце концов, он забыл, заставил себя забыть и даже перестал видеть сны о своих родителях, о матери и отце, о братьях и сестрах, облик которых уже совершенно стерся из его памяти. О доме на высоком берегу, и о том, что случилось в ту штормовую ночь, когда он, казалось, навсегда покинул этот мир. И вот он вернулся, а значит вместе с ним вернулись его гнев и горечь, его печаль.

В сущности, возможность возвращения была предусмотрена заранее. Якову, тогда еще Йепу, исполнилось семь лет, когда отец увез его в родовую башню на остров Чёрн, и долгих семь дней учил тайнам клана. Сами таинства, их смысл и сущность передавались наследнику, то есть, в данном случае Якову только вместе с дарами совершеннолетия. Поэтому в семь лет заучивались только правила, формулы и последовательность действий. Заучивались, чтобы знать наизусть без необходимости понимания того, что знаешь. А потом случилась та жуткая ночь, и отец буквально силой вытолкал Якова в иной мир, в другую жизнь.

Оглушенный обрушившимся на него несчастьем, раздавленный горем, Яков все же нашел в себе силы подавить страх и начать жить сызнова. И первое, что он сделал, еще не понимая толком, куда попал, это то, что спрятал в лесу свой перстень с дедовской печаткой, клановый медальон и кинжал — подарок отца на семилетие. И затем в течение многих лет даже не вспоминал об этих реликвиях, считая их потерянными. Однако однажды, оказавшись по случаю как раз в тех местах, где перешел границу между мирами, он неожиданно узнал тот поворот дороги, который увидел на рассвете, холм с белой церквушкой и лес, начинавшийся сразу за насыпью железной дороги. Узнавание оказало на Якова такое сильное впечатление, что он тут же бросился в лес, чтобы найти то памятное место, где спрятал свои сокровища. Самое удивительное, что он достаточно быстро нашел свой клад и, выкопав, едва не лишился чувств от нахлынувших на него воспоминаний. Вот тогда у Якова и появилась идея вернуться назад и отомстить, залить кровью Скулну и окрестности, но главное — Ицштед и замок Бадвин, разумеется.