— Яковлев! Комиссаров? Чем вы целый день занимались? Кто акты изъятия будет писать — я? Поэт Пушкин? Детский писатель Гайдар? Срочно все документы привести в порядок, сейчас прокуратура подъедет, руководство и что увидят? Как вы пироги трескаете?.. — Он заметил стайку мальчишек-дачников, переминавшихся у забора, резко повернулся к ним: — Вам, ребята, что? Нечем заняться?

— Я… тут живу… в этом доме, — нерешительно пролепетал Коля Колокольников, — с дедушкой и Дарьей Петровной…

— Ясно. Значит, внук профессора Колокольникова Ф. Г.? — Мальчик быстро кивнул, старший майор начал говорить, аккуратно подыскивая подходящие слова: — Понимаешь, Коля… такое… дело. Твой дедушка приболел. Его увезли в больницу, в Москву. Но ты, брат, не огорчайся, его обязательно вылечат!

Он похлопал Колю по плечу, еще раз оглядел ребят, поманил одного пальцем:

— Иди сюда!

— Я??! — ахнул Цыган и прижал к груди стопку книг, связанную бечевкой.

— Ты! Скажи, ты пионер?

— Я? Не… — Парнишка в силу привычки попятился назад, но Тимур удержал его и бодро подсказал:

— Он, товарищ старший майор, вожатый!

— Точно! Видно, что постарше, — обрадовался Трошин, ухватил парнишку за локоть, оттащил в сторону от остальных. — Так что тебе, дорогой товарищ, будет ответственное поручение! Посиди с мальчишкой, пока его тетка или кто там эта Дарья Петровна, из Москвы вернется. Сидите в доме, книжки читайте, чай с баранками пейте. Ясно?

— Угу… — Как лицо, обличенное неожиданным доверием, цыганенок счел себя вправе уточнить: — А что, дедушку ихнего заарестовали?

— Почему арестовали?

— Ну, все ж таки не милиция по двору суетится…

Старший майор посерьезнел и объяснил:

— С профессором Колокольниковым произошел несчастный случай. Он повредил шею сельскохозяйственным инвентарем.

— Ааааа… — протянул Цыган. Для себя он сделал небезосновательный вывод, что зажиточную дачу ограбили, а уважаемого, но излишне шумного старичка прирезали.

— Ты, товарищ, смотри в оба, чтобы ребята в доме сидели. В амбар — ни ногой… идут оперативные мероприятия! Справишься?

— Дело привычное — справлюсь!

— Давай! — напутствовал его старший майор.

Парк затих. Концерт давно закончился, Ольга собрала в охапку букеты, которые им подарили после выступления, и оставила руководителю кружка. Ее букетик из полевых цветов, спрятанных под бумагой, на фоне этого великолепия выглядел совсем скромным. Замерли звуки музыки, как увядшие лепестки, осыпались аплодисменты.

Вереницы дачников потянулись к воротам с табличкой «ВЫХОД». Не вопили больше дети, замолк патефон, не было слышно гулких ударов по мячу и смеха. Складывали тележки и считали выручку мороженщицы в синих передниках. Продавщицы снимали кружевные наколки и запирали ларьки ржавыми амбарными замками.

Вечер сменился ночью. Ветер трепал полоску кумача с надписью: «Празднование первой годовщины победы Красной армии под Хасаном». Луна повисла в самой середине неба — круглая и одинокая, как прожектор над железнодорожным переездом.

Арман легко раскачивал девушку на качелях, ветер мягко касался ее щек, в лунном свете кожа снова стала лучиться манящим перламутровым светом. Наивная, юная звездочка сорвалась с небосклона, перечеркнула небо и упала вниз.

Ледяные пальцы коснулись руки Ольги:

— Взгляните вверх… Есть древняя легенда — когда ангел оступается, теряет свою святость и низвергается из рая, с неба падет звезда. Падший ангел становится проклятым, ему больше никогда не вернуться на небо…

Ольга посмотрела вверх, потом закрыла глаза — казалось, она попала в таинственный заколдованный мир, где, кроме них, нет ни единого человека. Все остальные — пионеры с горнами, спортсмены, рабочие и колхозницы, даже парашютист в летном шлеме, — все превратились в гипсовые статуи. Ветра и дожди быстро источат ненадежный материал, и жизнь больше не вернется сюда. Ледяные губы коснулись ее шеи…

Ей стало очень страшно! Она резко выпрямилась, схватила Армана за руку:

— Ой! Кто там?

Вдоль песчаной дорожки вытянулась темная тень:

— Молодые граждане, — рядом с качелями появился старичок-дежурный и стал браниться: — Здесь парк не для целований, а для культуры! Музыку играть, праздновать трудовые будни… Ночь на дворе. Идите, я буду ворота запирать! Из Чеки звонили, сказали очистить территорию!

— Почему мы должны уходить? — Ольга спрыгнула с качелей и возмутилась: — У вас забор — одно название. Половины досок не хватает, любой и каждый может сюда проникнуть и гулять всю ночь! Никакой ЧК тоже давно нет…

— Как же нету, когда звонят в дирекцию! Говорят, усильте бдительность ввиду… — Старичок запнулся, почесал лысеющую голову и добавил. — Мертвеца нашли в карьере. О как! А вы тут раскачиваетесь. Шли бы в барскую ротонду. Раньше по балам целовались, а сейчас все в парке норовят устроиться, не осталось никакой культуры у людей…

Глупый, пустой старикашка! Пусть запирает свои ржавые ворота.

Ольге вдруг стало легко и весело, она скинула туфли, подобрала подол роскошного черного платья и побежала к реке, сбивая серебряные капельки предутренней росы. Арман устремился следом за девушкой, туда, где белел в лунном свете обломок старого мира — старомодное сооружение с романтическим названием «ротонда».

Женька шла быстро, почти бежала — сумрак подгонял ее. Окна горели еще в редких домах, белыми призраками казались простыни, оставленные хозяйками для просушки. Ветер раскачивал ветки яблонь, на которых наливались спелостью плоды. Скрипели старые заборы, часы на каланче отбивали четверти:

«Был день — было дело! Дин-дон-дин-дон!»

Темно. Поздно. Торопись.

Мимо пронеслась скорая помощь, снова обдала ее пылью мотоциклетка участкового, девочка свернула в переулок и опрометью бросилась к кругу света, падавшему на большую машину. Подбежала к людям в форме, крикнула, запыхавшись:

— Скажите, кто здесь самый главный?

— Вон, старший майор Трошин, — лейтенант указал на бритого наголо офицера с рыжими усиками.

Товарищ Трошин как раз садился в машину. Старший майор показался Женьке слишком уж молодым и несерьезным. Девочка поджала губы, уточнила:

— А поглавнее у вас никого нет?

— Эк, хватила — поглавнее! Тогда тебе придется с годик подождать, пока товарища Трошина повысят до комиссара первого ранга, — хохотнул лейтенант.

Старший майор открыл дверцу машины и козырнул решительной девушке:

— Что у тебя, товарищ, за важное и секретное дело, для которого наркома подавай?

— Оно не секретное, — смешалась Женька и протянула старшему майору бланк, — просто телеграмма папе… Вам не сложно будет отправить из военной комендатуры?