— Твой отец комдив Александров? — Офицер прочитал адрес и вылез из машины. — Мы с ним хорошо знакомы. Он должен скоро сюда приехать по служебным делам. Беги домой и скажи сестричке Евгении…

— Я и есть Евгения! — возмутилась ошибкой Женька.

— Ясно… Товарищ комдив говорил, дочка — совсем маленькая девочка… — в свою очередь смутился товарищ Трошин. — Кто тебе разрешил бегать ночью одной?

— Никто, — пожала плечами Женька и ответила, повторив интонацию сестры: — Мне некого спрашивать.

— А где твоя старшая сестра?

— Ольга? Она ушла вечером с одним гражданином и до сих пор нету.

— Что за гражданин? Он ваш знакомый?

— Лично мне он незнакомый. В черном костюме и шляпе, на мотоцикле…

— Ясно. Сейчас отправим людей искать твою сестру, — посерьезнел старший майор. — У вас на даче найдется ее фотография?

— У меня есть прямо здесь! — Девочка вытащила из кармана матроски снимок, который нашла на траве. Протянула ответственному товарищу. — Вот, смотрите…

Старший майор повертел карточку в руках, прочитал надпись на обороте и сразу превратился в собранного и солидного — от такой перемены Женьке стало тревожно.

— Откуда у тебя этот снимок?

— Случайно нашла во дворе…

Старший майор не дослушал, оставил фото себе, а девочку развернул за плечи в сторону переулка:

— Ты ступай домой… не переживай, такую симпатичную гражданку мы найдем в два счета! Есть кому за тобой присмотреть? Домработница там, или няня?

— Взрослому человеку не нужна няня, — негодовала Женька, — на следующий год я вступаю в комсомол!

Старший майор сменил тактику и развернул ее в другую строну — лицом к нарядному двухэтажному особняку Колокольниковых.

— Тогда топай туда, в дом! Посидишь с ребятами, а я вам пришлю смену, как только появятся свободные люди… Хорошо?

Машина захрипела мотором, полетел из-под шин гравий, удалялись в ночь фары. Страх снова зашуршал из темных углов и закоулков. Женька снова почувствовала себя бесконечно одинокой, поежилась под матроской и бросилась по дорожке туда, где крались к амбару два черных силуэта, выкрикивая:

— Эй! Подождите меня! Я с вами!

Почтенный профессор и джентльмен Колокольников жил вполне себе — Цыган наметанным глазом окинул жилище. Пропало ли что-то ценное, разнюнившийся внучек уверенно ответить не мог. По стенам развешены пейзажи морей-океанов, с виду зряшные, а стоят больших денег! Но таскать за собой картины — морока, вор мог на них не позариться. В буфете — Цыган автоматически запихнул за щеку две карамельки-подушечки из стеклянной вазы — тоже все чинно. Серебряные ложки-вилки лежат в полном составе — по двенадцать штук.

На комоде стоит всякая дребедень: в числе прочего — карманные часы-луковица с красивыми и тонкими узорами. По всему видать, старинная работа! Цепочка толстенная — золото.

Коробочка из драгметалла, наверху сверкал здоровый камень — в шкатулке Коля опознал табакерку. А на вопрос, что за темный порошок, похожий на растертый грифель, в ней хранится, только плечами пожал.

У двери в специальной подставке палка-трость, ручка в форме острой собачьей морды. Кто такой «псиглавый Анубис» из Древнего Египта, про которого вспомнили начитанные мальчишки, Цыган не знал. Но с дорогой душой загнал бы такую палочку одному знакомому барыге. Рядом с тросточкой стояла натуральная шпага с украшенной каменьями витой рукояткой, хоть неси прямиком в музей! Такой у дедушки не было — в этом Коля был уверен точно — да и зачем медицинскому профессору холодное оружие?

Цыган потрогал обритую голову — без волос соображать куда дольше. Мысль, что в комнатах прибрались легавые, он отбросил сразу. Те за собой воду в толчке не спустят, не то что порядки наводить… Что же за странные, непонятные злоумышленники, которые подбрасывают в дома дорогие вещи, вместо того чтобы скрасть?

Альбома со снимками в гостиной не было. Но Коля объяснил, что дедушка мог держать его вместе с фотографической аппаратурой в амбаре, который переоборудовал под лабораторию после подкрепленных слезами просьб домработницы Дарьи Петровны не тащить в дом то, что воняет, горит и взрывается.

Тимур сурово сдвинул брови и проверил карманный фонарик — они с Цыганом отправятся в амбар. Остальным же строго-настрого велел сидеть в гостиной, света не гасить. Следить за машинами на улице и «свистнуть», если неожиданно вернутся старшие товарищи, которых Цыган настойчиво именовал «легавые».

Гейко и Коля Колокольников виновато переглянулись:

— Я не умею свистеть…

— И я тоже!

— Эх, вы, пионеры называется! Война буквально в любой день может начаться, а они до сих пор свистеть не научились! Как таких оставлять на стреме? Запалимся!

— Нет! — обнадежил его Тимур. — Если что — ребята патефон включат!

Цыган кивнул и вышел из комнаты, беспечно напевая:

За что же мы боролись, за что же мы страдали?

За что ж мы проливали нашу кровь?

Они ж тут пьют-гуляют, карманы набивают,

А мы же попадаем в переплет…

Двери амбара были опечатаны. Поэтому решили лезть через крышу — люк точно открыт, через него тянутся и убегают к сараю во дворе Александровых сигнальные веревки. В потемках они отыскали лестницу и как раз собирались прислонить к стене, когда во двор с криком вбежала Женька.

— Эй! Подождите меня! Я с вами!

— Тихо! — Тимур схватил ее за руку и утащил с дорожки в темноту. — Полезай, только не ори, как потерпевшая! — согласился парнишка.

Осторожно, чтобы не задеть сигнальные провода, троица спрыгнула в черный провал люка.

Темнота внутри амбара была чужой, будоражащей. Узкий луч фонарика с трудом пробивался сквозь нее. Выхватил подсохшую черную лужу, затем белую линию на полу — контур скрючившегося человеческого тела.

— Ой! — Женька попятилась назад, подальше от жуткой лужи. — Кровищи натекло…

— Такие дела. Навряд ли дедулю вылечат… — Цыганенок повел по линии острым носком штиблеты, наклонился, послюнявил палец и налепил на него несколько кристалликов. — Сколько видел — мертвяков всегда мелом обводят, а тут соль насыпана…

— Я знаю почему, — Женька облизнула губы, — читали повесть Гоголя «Вий»? Там от ведьмы и вурдалаков защищались солью. Призрак не сможет вернуться из-за соли…

— Зачем ему возвращаться?

— Как зачем? Рассказать, кто его убил, — как призрак отца Гамлета!

— Или оставить кровавую надпись, слышал я такие истории…

— Это только в театре человек, перед тем как умереть, поет арию или возвращается к родне в виде призрака. А следствие и без всяких призраков разберется!