Через минуту они уже сидели в квартире Олега Викторовича. Сидели в коридоре, не подходя к окнам, – так было меньше шансов быть замеченными внешним наблюдателем. Когда время подошло к полуночи, фотограф выключил свет в спальне. Все стихло, все ждали – пока непонятно чего.

По указанию Евпатия, они сидели в коридоре, но внимание каждого было направлено в свою сторону. Олег Викторович следил за окном в гостиной, Макарий – за окном спальни, Матвей – за кухней, сам Евпатий – за входной дверью. Сидели тихо, не разговаривали даже шепотом: все должно было указывать на то, что хозяин погрузился в объятия Морфея.

Спать захотелось быстро. Матвей даже удивился тому, насколько легко утерялись навыки времен его следопытского прошлого. Тогда он мог выдержать многие часы, если не сутки, лежа в почти неподвижном состоянии на мерзлой земле чеченских предгорий. Теперь же потянуло в сон через какой-то десяток минут после того, как Олег Викторович потушил свет.

Сидеть, между тем, предстояло долго. Крепче всего спит человек под утро, тогда и следовало ожидать «гостей». Матвей прогонял от себя мысли о Варе: она, скорее всего, беспокоилась – он не предупредил ее о планах на вечер и ночь. Но звонить и сообщать, что эту ночь он проведет в засаде, значило заставить ее беспокоиться еще больше.

Мысли вообще нужно было прогонять. Они отвлекали внимание от главного – окон и дверей. В квартире жены Олега Викторовича была вскрыта дверь, поэтому отец Евпатий взял на себя самое вероятное направление. Впрочем, сидели они рядом и готовы были в любой момент броситься навстречу взломщикам.

Еще перед тем как выключить свет, Олег Викторович вытащил из-под дивана объемистый конверт и достал оттуда десяток фотографий. Они были выцветшими, но Матвей без труда узнал храм в Алексеевской. Две фотографии были сняты с улицы, с разных ракурсов. На остальных фотограф запечатлел росписи.

– Печатали, почитай, пятнадцать лет назад. Поэтому все блеклое, – извиняющимся тоном прошептал Олег Викторович. – Но негативы в порядке, мы с них вытянем хорошие кадры.

Первой реакцией было: «Ну и что здесь такого?» Потом Матвей понял: раньше его взгляд не останавливался на странных фресках просто потому, что он не ожидал там увидеть ничего странного. Фигуры, цвета, ландшафт беглому взгляду казались привычными, походили на другие фрески того же времени. Если не размышлять над тем, что изображено, то ничего и не заметишь. Сколько же подобных посланий украшают храмы, музеи, частные коллекции по всему миру? – подумалось ему.

Рассматривать фотографии они решили на следующий день. Папка снова оказалась под диваном. Но Матвей был уверен, что каждый про себя возвращается к ее содержанию.

Он волновался не более, чем во время своих поисков в Чечне. Скорее, даже меньше. Единственное, что беспокоило – это то, каким образом будут себя вести фотограф и отец Макарий в случае непредвиденных обстоятельств – если взломщиков будет много или они окажутся вооружены. За отца Евпатия Матвей не беспокоился: хотя тот и не воевал, в КГБ сотрудников готовили хорошо. По крайней мере, можно было надеяться, что они хотя бы не будут мешать друг другу. Но вот что касается остальных…

И еще одна мысль постепенно начала беспокоить Шереметьева. Почему жена фотографа ничего не услышала? Каким же крепким должен быть сон, чтобы не заметить присутствия в квартире посторонних людей. Это только в кино «ниндзя» проползают по стене над головой спящего. Нормальный человек – если он не находится под действием дикой дозы алкоголя или снотворного – обязательно почувствует присутствие чужака. Но ни о каких странностях своей супруги Олег Викторович не упоминал. Следовательно…

Уже минуту или две Матвея беспокоил какой-то звук. Он был очень тихим, находясь на самом пороге слышимости. Вначале Матвей решил, что он доносится откуда-то с улицы. Потом – что это шумит вода у соседей.

«Дикой дозы снотворного?» Неожиданная мысль заставила Матвея подняться со стула и войти в кухню. Он начал осматривать стену, на которой находилась вентиляционная решетка, но в темноте ничего не было видно.

Сзади подошел отец Евпатий. Ни слова не говоря, он достал фонарик и, прикрывая его со стороны окна рукой, осветил вентиляционное отверстие. Шипение шло именно оттуда. Был даже виден кончик узкой трубочки, из которой в квартиру фотографа закачивался газ.

Отец Евпатий выругался, что совсем не соответствовало его духовному сану, зато очень подходило к обстановке.

– А ребята-то серьезные, – шепотом сказал подошедший к ним отец Макарий.

– Нужны полотенца! – Шереметьев схватил Олега Викторовича за руку. – Где полотенца?

– В ванной, где еще.

Стараясь не поднимать шума, они намочили все имеющиеся полотенца и обмотали ими нижнюю часть лица. Одним из полотенец Матвей аккуратно завесил вентиляционную решетку.

– Если отравляющее вещество, никакие полотенца не помогут, – прошептал Макарий.

– Нет, что-то усыпляющее. Мягкое, – возразил Матвей. – Наверняка этот газ тяжелее воздуха. Он скапливается внизу, и человек, который спит на кровати, отключается быстрее того, кто остается на ногах. Поэтому – не садитесь.

Оставалось надеяться, что суета на кухне и в ванной не спугнула гостей. Сколько еще оставалось ждать? Матвей рассудил, что не слишком долго. Во-первых, визитеры едва ли хотели отравиться сами. А во-вторых, до утра газ должен был выветриться, чтобы ни проснувшийся хозяин, ни милиция не заподозрили, что произошло.

Матвей оказался прав. Не прошло и четверти часа, как шипение смолкло. Вскоре отец Евпатий отчетливо услышал звук от вставляемой в замок отмычки. Он дотронулся до руки Матвея. Тот точно так же предупредил Макария и хозяина квартиры. Евпатий прижался к стене – чтобы открывающаяся внутрь прихожей дверь скрывала его. Матвей отступил в кухню, Макарий и фотограф – в ближайшую комнату.

Взломщик с легкостью справился с замками на железной двери Олега Викторовича. На несколько мгновений все замерло – с той стороны двери явно прислушивались к происходящему в квартире. Наконец дверь начала медленно открываться.

Матвей ожидал, что площадка освещена, и на ее фоне входивший будет легко заметен. Однако взломщики предусмотрели все: лампочки на площадке были выкручены. Вместо темной фигуры на фоне желтого прямоугольника, в квартиру вошла темнота. Хотя глаза Матвея уже привыкли к ней, он лишь угадывал передвижения темной фигуры, которая вначале осторожно переступила порог, а потом вновь замерла. Было слышно, как дышит взломщик – тяжело, с хрипом. «Принюхивается?» – в первый момент подумал Матвей, но тут же догадался: «Респиратор!»

Они были готовы броситься на него. Еще один шаг – и Евпатий толкнет вперед дверь, отбросит его к стене. Матвей прыгнет сверху, повалит на пол. Макарий и фотограф рванутся на лестничную площадку – если там еще кто-то есть. А там уж будет видно – именно об этом они договорились прежде, чем выключили свет.

Взломщик не двигался. Матвей почти не дышал. Ни звука не издавали и остальные. Однако взломщик так и не сделал следующего шага. Шереметьеву показалось, что темнота в дверном проеме шелохнулась, а хриплое дыхание стало удаляться.