– Кто вы? Зачем? Кто послал?

Нападавший вяло отбивался, пытаясь выбраться из-под Шереметьева. Матвея удивили его глаза – они были отсутствующими, не выражали никаких эмоций. Неожиданно взгляд незнакомца сфокусировался. Словно не замечая того, что Матвей сжимает его горло, он внимательно смотрел на нечто, происходящее за спиной Шереметьева.

Не выдержав, Матвей ослабил хватку и обернулся. Он увидел, что второй нападавший пытается выхватить из рук Вари сумку с рисунками фотографа. Матвей даже не помнил, как она оказалась в руках у девушки. Оставив лежащего, он бросился на помощь Варе.

Однако нападавший предпочел больше не мериться с Матвеем силой. Он отпустил сумку и бросился бежать. Шереметьев побежал было за ним, но почти тут же остановился, не желая оставлять девушку один на один с другим налетчиком. Вернувшись к Варе, он взял ее за руку:

– Жива?

Она перепуганно смотрела на него и, ничего не говоря, кивала.

Матвей повернулся к тому месту, где лежал второй нападавший. Но тот и не думал дожидаться возвращения Шереметьева. Он поднялся на ноги и последовал примеру своего собрата. Бегал он довольно резво. Матвей, махнув рукой, не стал его преследовать.

– Хулиганье, – сказал он Варе. – Не испугалась?

Все так же ошарашенно глядя на него, она помотала головой.

– Испугалась. Я же вижу.

Матвей осторожно провел рукой по ее щеке. Кожа у Вари была прохладной и шелковистой. Матвей замер, стараясь сохранить в ладони это ощущение. Нужно было просто взять из рук девушки сумку, подхватить ее под локоток и уходить. Но он оставался на месте, глядя в широко раскрытые глаза Вари, и чего-то ждал.

Вдруг взгляд девушки изменился, глаза наполнились слезами, но, вместо того чтобы заплакать, она прижалась к Матвею и потянулась к его губам. Ее поцелуй был страстным и жадным. Женщины, отдаваясь поцелую, закрывают глаза, но Варя не делала этого. Ее ресницы опустились, лишь когда Матвей почувствовал, что нежность в нем сменяет жгучее желание.

«Сначала поднимешься на небо, а потом погрузишься в землю»[4].

Человек по имени Василид смотрел на сделанный в виде корабля храм Великой Матери Кибелы. Вокруг носа каменной триеры шумели волны Тибра, совсем непохожие на морские валы, которые бросали из стороны в сторону корабль, на котором Василид приплыл из Египта в Италию. Этим летом воды в Тибре было мало, и сквозь поверхность виднелись длинные рукава речных водорослей, камни, мусор, веками сбрасываемый в реку римлянами. От реки поднимался смрад– городские нечистоты делали ее воды ядовитыми – по крайней мере, летом, когда почти не шло дождей, способных прочистить авгиевы конюшни Вечного города.

Василид поежился – хотя стояла жара и прогуливающийся вдоль Тибра римский люд прикрывался от солнца полотняными зонтами. Василид поднял глаза от воды – и ему показалось, что по дворцам и храмам на противоположном берегу Тибра пробежала рябь. Он зажмурился, потом открыл глаза – правильность линий восстановилась, но это не обманывало Василида. Он верил, что реальность можно проткнуть пальцем – и увидеть по ту сторону ужасающую, холодную пустоту.

Вздохнув и все еще поеживаясь, Василид побрел вдоль Тибра. Сегодня вечером он должен будет проповедовать на собрании христиан. Он спрашивал у себя, чего в нем больше: жалости или любви к этим людям. Они одни могли бы понять его, поверить и даже проверить. Но как это сказать им? Их души, мечущиеся между раскаянием, печалью и радостью от мысли о Спасении, могут не выдержать истины, которую Мессия поведал лишь нескольким апостолам. Иисус знал, что объявлять всем об этом нельзя, – ибо большинство людей должны разделить судьбу мира.

Василид шел, не видя ничего под ногами. Он опять пытался представить, как Отец направил лучи своего эфирного света в тьму материи. Каждый из лучей был семенем, бесконечное число этих семян выплеснулось в материю, и из них возник наш мир. Так рассказывали еще в те дни, когда великие фараоны строили великие пирамиды на берегах Нила.

Зачем? Неужели это была ошибка Создателя? Некоторые из пытливых людей говорили Василиду, что Отец создал наш мир, дабы познать в нем Себя. Но тогда оказывается, что ошибка – необходимая часть Его самопознания?

Все это странно и непонятно.

Потом Отец забрал из мира все свои семена, все свое имущество. Послал на землю Христа, который призвал избранных, как называл Он их в тайных беседах, детей Величия. А потом произошла катастрофа. Небеса свернулись как свиток. Гром сошел на землю и расколол ее. Солнце скрыла тьма, и померк свет в глазах землерожденных. Кто увидел это? Лишь те, кто обратился по-настоящему. Сколько Евангелий было написано за век, прошедший с тех мгновений – и во всех ли говорится об этой катастрофе?

Для большинства мир остался тем же. Они не увидели сотрясения и подмены. Они не заметили, что погибли и существуют подобно теням или привидениям, которые могут десятилетиями бродить вокруг могилы, не веря, что умерли уже давно, что их существование – пустая, досадная иллюзия. Все эти храмы, дворцы, вся эта Империя – мыльный пузырь, волны, бегущие по мертвому океану материи. Растрачивание энергий, которые привнес сюда когда-то солнечный дождь Отца. Распад и гибель, скрытые иллюзией благополучия.

Милостивый Отец позволил Христу сжалиться над теми, кто остался тенью среди теней от давно исчезнувшего мира. Мессия наложил на материю Великое Незнание. Пусть тени угасают в покое – угасают долго и мирно. Знание принесет страдание и страсти, но даже иллюзия страдания для тени – страдание.

Василид споткнулся о камень и растянулся во весь рост. Под смешки прогуливающихся он поднялся, отряхивая с одежды пыль и потирая ушибленное колено. Боль. Как странно ее ощущать.

А что же делать ему, Василиду? И таким, как он – тем, кто знают о Великом Незнании.

И что ему говорить сегодня верующим?

* * *

Наконец-то встреча состоялась. Отец Иоанн сидел в мягком кресле с высокими подлокотниками напротив одного из референтов патриарха. Кресло создавало ощущение комфорта и тревожности одновременно: хотелось расслабиться, откинуться назад, но жесткие деревянные подлокотники больно врезались в предплечья, заставляли выпрямиться и ждать от хозяина покоев какого-то подвоха.

Не занимая в иерархии Церкви высокого поста, этот человек был известен как особа приближенная. Он редко появлялся во время официальных мероприятий рядом с пастырем, да и носил чин такой же, как и Иоанн, – архимандрит. Но это не мешало ему иметь собственный кабинет в резиденции Патриархии и входить к патриарху без доклада. Он был молод по церковным меркам, ему не исполнилось и сорока, у него было загорелое мужественное лицо, обрамленное черной, без единого седого волоска бородой, но глаза казались ленивыми и насмешливыми. «Консельеро», – назвал про себя референта патриарха отец Иоанн, когда впервые увидел его несколько лет назад на официальном приеме. Это было самое точное определение. Референт имел степень кандидата юридических наук и занимался решением проблем, которые Церковь не хотела обнародовать. Вызов Иоанна на разговор означал, что ситуация, по мнению руководства Патриархии, должна решаться по-другому. Совсем по-другому.