– Впрочем, вы это и без меня хорошо знаете, – добавил он и с головой залез в шкаф, чтобы извлечь оттуда наружу то, что он там уже успел отыскать. Что позволило мне беспрепятственно разглядывать его спину. Он совсем не похож на Кэла. Так почему же вчера днем, в самый первый момент нашей встречи, когда Гиббс вдруг неожиданно возник на крыльце дома Хейвардов, мне показалось, что я увидела перед собой покойного мужа? Правда, волосы у них одинакового цвета спелой ржи, глаза глубоко посажены и одинаковый тон радужной оболочки – золотисто-коричневый. Та же уверенность в движениях. Но Кэл был спортивного телосложения, широкоплечий, мускулистый, словно профессиональный футболист. Гиббс выше и более сухощавый. Да, несомненно, сходство между двумя братьями просматривается. Но все равно, они такие разные… Я вспомнила, как мистер Уильямс рассказывал мне, что Гиббс был очень привязан к матери, а Кэл больше тянулся к отцу. Интересно, какие качества от своих родителей унаследовал каждый из них, подумала я. Помимо внешнего сходства, конечно.

Я замешкалась на пороге. С одной стороны, не терпелось поскорее уйти отсюда. С другой – не хотела, чтобы последнее слово в нашем разговоре осталось за Гиббсом.

– Почему вы так считаете? Вы же меня совсем не знаете.

Гиббс даже не повернулся в мою сторону, чтобы посмотреть.

– Я знаю вас более чем достаточно, – сказал он, как отрезал, безапелляционным тоном.

Я больно прикусила губу и глубоко вздохнула, а потом мысленно повторила правило, которое, по словам Кэла, их заставили выучить в академии в самую первую очередь. Для возникновения огня необходимо наличие трех составляющих: тепла, кислорода, топлива. При отсутствии любого из этих трех компонентов, возникновение пожара невозможно или маловероятно.

– С вами все в порядке?

Я спохватилась, вспомнив, что стою с закрытыми глазами. Такая дурацкая привычка, которую я приобрела за годы своего замужества: закрыть глаза и уйти в себя, сделать вид, что тебя в этот момент никто не видит и не слышит.

– Все хорошо.

– Почему бы вам не присесть?

– Говорю же вам, со мной все хорошо. Просто хочу побыстрее разделаться со всем этим.

– Это в вас говорит кровь уроженцев Новой Англии? Или вы вообще такая упрямая?

Чувствуя, что снова закипаю от злости, я заторопилась в комнату Оуэна. Я уже взялась за ручку двери, чтобы войти в бывшую детскую Кэла, как в этот момент услышала страшный шум у себя за спиной. Я снова ринулась в комнату Гиббса и увидела, что гофрированная коробка, привлекшая мое внимание чуть ранее, свалилась с полки прямо на пол и сейчас лежала на боку, являя миру свое содержимое. Коробка была до отказа забита старыми, пожелтевшими от времени газетами.

Гиббс склонился над коробкой и перевернул ее в исходное положение.

– А она оказалась тяжелее, чем я думал. Надеюсь, там ничего не разбилось, – заметил он виноватым тоном.

Внезапно во мне проснулось любопытство. Я тоже подошла к коробке и пригляделась.

– Скорее всего, нет. Да и чему тут биться? Здесь же одни газеты.

Гиббс согласно кивнул головой.

– И они не имеют никакого отношения ко мне. Кстати, это единственная коробка, которую я с самого начала не признал своей. Потому-то я и взялся за нее в первую очередь.

Он поднял несколько газет, вывалившихся из коробки на пол, и аккуратно сложил их в стопку. Одна газета отлетела почти что к самым дверям. Я наклонилась и подняла ее, мельком бросив взгляд на число, проставленное на первой полосе: 26 июля 1955 года.

– Седая старина! – проговорила я, протягивая ему поднятую с пола газету, которую он присовокупил к остальным и стал запихивать их обратно в коробку.

– Да они здесь все старые… И одного года, между прочим, – заметил Гиббс, пробежав глазами несколько газет. – Он глянул на самую нижнюю газету в стопке. – Временной разброс – от июля до августа 1955 года. С чего бы бабуля хранила весь этот хлам столько лет? – Он недоуменно пожал плечами. – Может, какое событие семейного масштаба… Какой-то юбилей или свадьба… Или что-то еще, что бабуля захотела оставить себе на память, сделать вырезки, вклеить их в памятный альбом… Да только руки так и не дошли до газет.

Наклонившись над коробкой, Гиббс впихнул туда последнюю пачку газет, прижал их сверху коленом и закрыл ее, вернув на прежнее место отвороты. А затем взял коробку в руки.

– Если вы не будете возражать, и Лорелея тоже, то я пока поставлю коробку вон в тот угол. Там, кстати, можно будет складировать все, что предназначено на выброс. А те коробки, которые я решу забрать с собой, я буду выставлять в холл. Так мы ничего не перепутаем.

– Лично я не возражаю. Думаю, Лорелея тоже будет не против. К тому же она пробудет здесь не более недели.

Гиббс метнул в меня взгляд, от которого мне снова захотелось закрыть глаза.

– Вы так уверены?

– Конечно. Она сама сказала мне, что приехала просто навестить. Думаю, ей хочется как можно скорее приобрести собственное жилье для себя и Оуэна.

Какое-то время он молча разглядывал меня, а затем направился в дальний угол комнаты и сгрузил коробку на пол.

– А вы совсем не похожи на своего старшего брата. Разве что глаза… Да еще цвет волос…

Прикусить бы язык, но было уже поздно. Слова уже вырвались наружу. Как говорится, не поймаешь. Вот так и в детстве я всегда выпаливала все, что взбредет мне на ум, даже не задумываясь о последствиях. Мама пыталась отучить меня от этой нехорошей привычки, но тщетно. Отца же моя непосредственность даже забавляла. И только мужу удалось заставить меня наконец замолчать, и, как оказалось, надолго. Он очень скоро отучил меня болтать лишнее. И до сегодняшнего дня мне почти всегда удавалось сдерживать себя.

– Да, все так говорят. Но видите ли, последний раз я видел Кэла, когда мне было десять лет. Но люди, которые его знали, твердят в один голос, что Кэл – вылитый отец. А вот глаза у нас обоих от мамы. И это мне всегда было приятно слышать, потому что сам я не помню, какие глаза были у мамы.

Голос его дрогнул, и, чтобы скрыть свое смятение, он смущенно отвел глаза в сторону.

– А что у вас с ногой?

Я мгновенно потянула за подол юбки, пытаясь прикрыть ногу. Бесполезно. Он уже успел заметить шрам.

– Так, несчастный случай. Еще когда я была маленькой девочкой.

Если я рассчитывала удовлетворить его любопытство таким лаконичным ответом, то глубоко ошибалась.

– Говорите, несчастный случай?

– Ну да! Автомобильная авария.

Я снова вышла в коридор и поспешила в комнату Кэла. Слава богу, удалось закрыть неприятную тему разговора раньше, чем она получила свое дальнейшее развитие.

Я еще даже не успела зайти в комнату, а уже почувствовала каким-то шестым чувством, что Кэл не хочет, чтобы я тут появлялась. Словно он опасается, что если я увижу его детские сокровища, то это как-то поколеблет образ того сурового мужчины, который он лепил из себя в глазах окружающего мира. Но Кэл мертв. Я сама видела, как его тело опускали в землю, до сих пор чувствую на своих ладонях те комочки грязи, которые остались после того, как я, разжав кулак, бросила на гроб первую горсть земли. Пожалуй, я до сих пор не могу избавиться от этого ощущения песка на своих руках. Да и от воспоминаний о муже тоже пока не могу отделаться. Он по-прежнему мерещится мне за каждым углом, словно подстерегает, чтобы поймать меня прямо на месте, если я скажу или сделаю что-то не так.