Капинус легко поднялся, и генерал немного позавидовал его легкости в движениях и юношеской стремительности.

— Что ж, мне пора. Был рад повидаться, в выходные загляну, — протягивает Игорь руку старому другу. — Психолога я пришлю. Хорошая тетка, специализируется как раз на детях, получивших психологические травмы. А тут восемь лет жизни — сплошная травма, шутка ли.

Они пожали друг другу руки, и Капинус вышел, оставив Бережного наедине со своими мыслями и коробкой, в которой наливалась зловещим пурпуром и синевой мебель дочери Злой Королевы — строптивой Рейвен Квин.

* * *

— В общем и целом твоему парню объявили интернет-войну!

Генка Щелканов пьет кофе небольшими глотками, забросив длинные худые ноги на маленький журнальный столик, втиснутый между двумя креслами в его кабинете. Этот столик и два кресла по бокам Генка называет гостевой зоной. Кабинет тесноват, но Генку, похоже, все устраивает.

Виктор не собирался к Генке. Он знал, что прошло совсем мало времени и, если бы у приятеля что-то было, он бы сам позвонил. Виктор честно ехал в морг, но по дороге все-таки купил пирожных и заехал к Генке, втайне надеясь, что у того уже есть что-то интересное.

— Это как? Что значит — интернет-война?

— Темный ты, как гудрон, Витек! — Отправив в рот остатки эклера, Генка потягивается. — Век электроники, интернета и прочих твиттеров, нужно идти в ногу со временем. Тем более что преступления в интернете свершаются ничуть не хуже, чем в реале.

— Да ну тебя. — Виктор думает о том, что в морге его ждет Семен Львович, спрятавшийся от опасного внешнего мира среди блестящих инструментов и стеклянных банок, в которых плавали различные органы, поврежденные самым замысловатым образом, и жуткие деформированные эмбрионы. — Я знаю, что происходит всякое, просто понимать это отказываюсь. Вот есть реальная жизнь. Тут куча проблем, столько всего происходит, только успевай разгребать, но хотя бы ясно, кто и почему что-то делает. А зачем нужно что-то там мутить в интернете? Я не понимаю! А уж тащить интернет-разборки в реальную жизнь! Тут уж точно надо быть полным дегенератом.

— Ты, с одной стороны, прав. — Генка наливает себе еще кофе. — Но, как говорится, уже поздняк метаться. А ты этого не учитываешь. Весь цивилизованный и не очень мир сидит в интернете: люди там общаются, там ссорятся, воюют, там даже находят себе партнеров, люди женятся и детей рожают, познакомившись в Сети. А ты, Витек, говоришь: нереально! Нет, для миллионов людей интернет-мир так же реален, как и тот, что за окном. Такая сейчас жизнь пошла. Или ты думаешь, бывшая жена этого парня зря бодягу именно в интернете развела? Нет, девка все рассчитала правильно! Если бы она в полицию пошла, ее бы на раз поймали на несоответствиях и сто пудов принялись неудобные вопросы задавать. Экспертизы разные, опять же, назначат. А в интернете ничего этого не надо, там тебе граждане поверят просто по факту наличия трогательной мордашки, по которой катятся трогательные слезы. Ставка делалась как раз на это. В интернете никто же не станет проверять, понимаешь?

— Ген, это очень тупо!

— А я и не говорю, что не тупо! — Генка лениво потягивается. — В этом-то и беда: выросло целое поколение дятлов, для которых ролик в интернете является доказательством. Ты любую идею можешь толкнуть, что угодно можешь доказать этим дебилам или опровергнуть, просто запилив ролик в интернет. Никто не станет проверять правдивость информации. Есть ролик — все, истина! Аллилуйя!

— Но это же Средневековье какое-то: Земля плоская, потому что мы ее такой видим… — растерянно говорит Виктор.

— Это реально так обстоят дела, — устало кивает Генка. — Да, я тоже считаю, что очень тупо преследовать человека, приходить к нему домой, на работу, звонить ему, предъявлять какие-то претензии в ключе «ответь за базар» просто на основании постов в интернете. Особенно с учетом того, что в интернете под ником может прятаться кто угодно, а в реале пострадает человек и вовсе не причастный. Иногда в соцсетях создают группы, основной целью которых является досаждать в реальной жизни определенным людям.

— Это как?

— Ну, вот пишет какой-то персонаж комментарии. И комментарии эти или даже сам персонаж кого-то раздражают. А еще кто-то говорит: эй, а я знаю, кто он в реале! И выдает данные некоего человека. Причем проверять эту информацию, как правило, никто не проверяет. Да и как проверишь? Срабатывает стадный инстинкт, и все бестолковые тинейджеры, а вместе с ними и взрослые неудачники, какие-то безумные фрики, которым в реальной жизни места не нашлось, толпой набрасываются на кого-то, кого они считают врагом. При этом волна травли, случается, разгоняется, и в ней участвуют сотни людей.

Генка, не на шутку задетый за живое, переводит дух и продолжает:

— А спроси ты любого из них — ну, вот так, лицом к лицу — тебе-то, идиоту, что за дело, если какой-то там непонятный крендель поколачивает свою бабу? Или нет, даже не так. Дело, может, и есть. Но почему только в Сети? Неужто ты такого рядом с собой никогда не видел? Неужто твой папа маму никогда не бил? Соседи там или знакомые детишек своих не лупцевали почем зря? А раз видел, то почему ничего не сделал, диванный воин?

— И почему? — улыбнувшись, задает наводящий вопрос Виктор.

— А потому, — кивает Генка, — что в интернете ты можешь быть хоть Бэтменом, хоть кем угодно. А в реале ты прыщавый дрыщ, профессиональный девственник, живущий в родительской хрущевке и дрочащий на Сашу Грей. И в реале ты за базар можешь выхватить вполне ощутимых колотушек, а в интернетах все такие храбрецы бессмертные, что любо-дорого.

— Кто такая Саша Грей?

— Проехали! — смеется Генка. — Сразу видно человека из раньшего времени. Я к тому тебе рассказываю, чтобы ты понял, как это происходит и работает. Наши родители, бабушки и дедушки знакомились в парках и на танцах в Доме культуры. Да мало ли, где еще. И дружили тоже со вполне реальными людьми по месту жительства или работы. Круг общения, по сути, замыкался лет в двадцать пять — тридцать, с появлением семьи. А потом все. Жизнь катилась примерно у всех одинаковая. О существовании конкретного индивида знали несколько десятков граждан. И о том, что этот индивид собой представляет, знало куда меньше народу, но уж те, кто данного гражданина знали, то знали его как облупленного — с детства или в крайнем случае со студенческих лет.

— А сейчас не так? — заинтересованно спрашивает Виктор.

— А сейчас все наоборот: твоя реальная жизнь может быть серой и неинтересной, зато в Сети ты часть какой-то организованной группы, и там ты общаешься с сотней людей в день. Неважно, что в реале ты их никогда не видел и не увидишь, но, когда ты общаешься с ними каждый день, эти виртуальные друзья становятся в какой-то момент ближе, чем те, кто окружает в реале. А если есть группа, у которой имеется благородная цель… Человек же так устроен, что ему хочется признания, хоть какого-нибудь, дабы не чувствовать себя говном, даже если он говно по сути. Вот отсюда все эти инстаграмы, переполненные фотографиями косорылых гражданок и беспородных юношей на фоне висящих на стене ковров и советских еще пыльных «стенок». Им хочется, чтобы мир о них знал, понимаешь? Это раньше, чтобы прославиться, нужно было что-то изобрести, написать, нарисовать. В общем, создать хоть что-то, полезное для человечества. Или развязать войну и убить кучу народу. Хотя тут известность будет меньше. Вот ты, например, знаешь, из-за чего вспыхнула Столетняя война? Или Англо-бурская? Навскидку, без «Гугла»? То-то! А ведь кто-то ее затеял, но уже никто не помнит, кто это был. А «Мону Лизу» знают все. То есть именно созидание всегда было залогом известности. А теперь, чтобы заявить о себе, нужно просто создать аккаунт в соцсети и примкнуть к какой-нибудь многочисленной группе — и все, ты в гуще событий.