— Ничего себе «только»! — фыркнул Миша.

В этот момент вошел высокий мальчик лет одиннадцати и, едва не наткнувшись на растущую у самых дверей низкую пальму, сказал:

— Папа, к вам тут из города.

— Кто? — лишь чуть шевельнув губами, спросил Астров.

— Федеральная служба безопасности, — сказал, входя и отстраняя мальчика, Василий. — Вот мое удостоверение. Я хотел бы задать вам несколько вопросов касательно Шикина. Ведь он работал у вас, не так ли?

— Больше не работает. Он уволился два месяца назад. Вы по поводу его убийства? Я слышал об этом. Звонили. А что так поздно? — сухо спросил Астров. — У нас детский пансион. После семи вечера посетители не приветствуются. Конечно, я понимаю, что вы особенный посетитель, но тем не менее — у нас тут дети. Скоро им ложиться спать.

Василий искоса посмотрел на директора Инкубатора и, сев в кресло, хлопнул себя по колену и сказал:

— Вот что, драгоценный. Вы не понимаете. Я — даже не уголовный розыск. Я из ФСБ. Так что не надо меня ставить во временные рамки. Детям скоро спать, говорите? Ну так я их не беспокою. А вы ведь не ребенок, не так ли?

Лицо Астрова не выказало никаких эмоций: думается, ему позавидовал бы даже Сфинкс.

— Значит, вы говорите, что Шикин уволился два месяца назад? — спросил Василий.

— Да.

— Как он зарекомендовал себя во время работы в вашем… заведении?

— Почему же так скептически? Это не «заведение», как вы изволили выразиться, это частный пансионат для детей-сирот. Благородное дело. Или вы считаете иначе? Что касается Шикина, то он был хорошим работником. Профессиональным и педагогичным. У нас, знаете ли, специфика… Н-да…

— Какие отношения связывают вас со Свирским?

Леонид Георгиевич еле заметно поднял левую бровь:

— Адам Ефимович — наш спонсор. Я очень благодарен ему за оказываемую нам финансовую помощь. Мы довольно часто контактируем напрямую, лично. Примерно раз в месяц, если это вас интересует.

— Мы полагаем, что убийство Шикина связано со смертью банкира Гроссмана, убитого на вечере в гимназии, где работал Шикин, — сказал Василий. — Я полагаю, что…

* * *

Я прекрасно различала лицо Василия в светящемся окне второго этажа. В крестике прицела я видела даже его шевелящиеся губы, а звук шел из миниатюрного наушника, вставленного в мое левое ухо.

Дольше всего я рассматривала лицо Астрова: сухое, непростое и одновременно какое-то подчеркнуто невыразительное и заурядное, оно определенно мне кого-то напоминало.

Кого?

— Я бы не стал искать всяких там… доказательств, — серьезно сказал находившийся рядом Паша. — Нажал бы на курок — и все. Так удобнее.

Мы с Пашей находились в нескольких метрах от пристани, возле которой стояли катера. Дальше плескались волны великой реки, а в пятидесяти метрах перед нами находилось центральное здание Инкубатора. Мы сидели на крыше одного из железных сараев, которые Паша претенциозно называл «ангарами для байдарок». Над головой вертелся флюгер и сухо, сдавленно трещал под порывами ветра.

«Девятка» же, на которой мы приехали сюда, стояла теперь возле главного корпуса пансионата.

— А этот, толстый… он кто такой?

— Это дядя Миша. Он нас учил на компьютерах… во всякие там игры, на машине учил ездить и еще — в тренажерном зале занимался. Растяжки ставил, ну и вообще… — сказал Павел. — Он говорит, что воевал… в Афгане воевал и в первой войне с «чичиками» воевал. С чеченами то есть.

— Тихо тут что-то, — сказала я. — Где все ребята?

— А они могут быть на острове, — ответил Паша. — Мы там весной обычно лагерь развертываем. Не все там еще, конечно, но многие уже могут быть… вот.

Василий оставил здание пансионата через двадцать минут. Все это время он со значительным видом задавал вопросы касательно покойного Шикина, ходил даже смотреть комнату, где раньше жил Титаник, и помещения, где тот занимался с детьми. Все это преследовало одну цель: понатыкать как можно больше «жучков«, а потом выловить из прослушиваемых разговоров что-то существенное, от чего можно отталкиваться в наших дальнейших действиях.

После ухода Василия разговоры Папы с Михаилом резко приняли другую тональность. Я внимательно все прослушивала и фиксировала на пленку.

— Не нравится мне этот чекист, мать его! — сказал толстяк. — Не нравится!

— Не нравиться тебе должно тогда, когда вместо этого чекиста прибудет отряд СОБРа и ткнет тебя носом в пол, — ответил Леонид Георгиевич.

— Это за что же? — хитро прищурился Миша и, вынув сигарету, попытался закурить.

— За что. За шкирку. За шкирку бы взяли, как наблудившего котенка, и харей в пол ткнули. Ладно, — Астров постучал пальцем по столу, а потом посмотрел на манипуляции толстяка с сигаретой и чуть повысил голос: — Убери это. Ты же знаешь, что я табачного дыма не переношу.

Михаил спрятал сигарету.

— Штат менять срочно надо. Как и место прописки, — сказал Астров. — Иди, заводи катер — на остров поедем. Пора закругляться.

В крестике оптического прицела снова возникло ошалевшее лицо Михаила: по всей видимости, такое сильное воздействие на него неизменно оказывали слова «смена штата». Что это значит?

Я повернулась к Паше и спросила:

— Паша, что значит, когда Астров говорит, проведем смену штата? Смена штата — это что такое?

— Какой Астров? — недоуменно спросил Паша.

Господи, он не знает имени своего «благодетеля»! Как же я это забыла…

Я уже открыла рот, чтобы повторить свой вопрос, как внизу послышался шум и, упруго подтянувшись, на крышу скользнул Василий. И сказал:

— Думаю, что смена штата — это что-то вроде чистки при Иосифе Виссарионовиче Сталине. Вероятно, и сам Миша еще не знает, попадет ли он под эту чистку или нет. Ну точно как в тридцать седьмом.

В этот момент вспыхнул фонарь в десяти метрах от нас, осветилась асфальтовая дорожка, и послышались приближающиеся шаги нескольких человек.

Первым шел Миша. Я подняла голову и невольно вздрогнула, увидев, что в руках воспитателя детского дома покоится гранатомет.

Если нужны доказательства, то вот они — больше не надо!

За Мишей шел неизвестный мне мужчина атлетического телосложения и такого роста, что Миша на его фоне казался просто колобком. В руках гиганта была целая связка автоматов, а на широченном плече нашел пристанище здоровенный ящик. По всей видимости, с боеприпасами.

За этим атлетом спокойно и налегке шел Леонид Георгиевич. Он-то не утруждал себя переноской тяжеленного боекомплекта, он просто крутил в пальцах какой-то ключик. Позади же Папы вышагивали… два мальчика лет по десяти. Не такие миниатюрные, как лежавший рядом со мной Паша, но тем не менее — дети. Они шли, кажется, преисполненные важности, и каждый нес по «АКМ».