Так, незаметно, под мыслительный процесс, процесс утреннего принятия пищи дошел до своего логического завершения – чаепития и десерта.

Поваренок со смесью счастья и ужаса на лице – так, наверное, себя чувствовала бы Муму, спасенная академиком Павловым – на цыпочках подбежал к столу с подносом с чайным прибором и серебряными тарелками, быстро составил свой груз и умчался, пока царь не передумал насчет его внешности в частности или существования в этом мире вообще.

– А это что? – сделав большие, но непонимающие глаза, Серафима осторожно, как в клетку с крокодилом, потыкала изящно оттопыренным мизинчиком в направлении тарелки, поставленной поваренком посредине стола.

Судя по ее дислокации, это просто обязано было быть десертом.

– Бутерброды с селедкой с луком? – полный дурных предчувствий, представил любимый десерт Костей.

Десерт был для уроков этикета полем нетоптаным и непаханым до сих пор, потому что все это время к концу третьей перемены блюд ни у учителя, ни у ученика не хватало сил на десерт.

И вот случилось.

Это сладкое слово «десерт»…

– ЧТО??!!! Селедка? Лук? С чаем? Фи! Ваше величество. Да будет вам известно, что у вас вкусы как у вамаяссьского крестьянина! – Серафима отпрянула от стола, как будто бы царский бутерброд мог внезапно вскочить с тарелки, наброситься на нее и провонять селедкой.

– Но что вы предлагаете? – беспомощно окинул взглядом стол Костей. – Я есть колбасу с чаем не привык…

– И очень хорошо, – терпеливо, как не особо сообразительному ребенку, заглянула в глаз царю Серафима. – Потому что в лучших домах Лукоморья и Забугорья с чаем на завтрак едят не селедку и не колбасу, а пастилу, эстетически намазанную на тонкий сухой кусочек хлеба.

– Пластилу?! Едят?!

– Да. Пастилу. Едят. Все. И не вижу в этом ничего страшного, – сурово остановила его от дальнейших словоизлияний царевна. – И называется это изящным иноземным словом «тост».

– Тост? – нахмурился Костей, пытаясь осознать, чем же все-таки хочет его накормить лукоморская царица. – Значит, с этой пластилой надо пить вино? Но у нас нет никакого алкоголя. Я никогда в жизни не пил спиртных напитков и свои помощникам запретил. Более того, маг, хоть раз попробовавший в своей жизни вино, не имеет ни малейшего шанса поступить ко мне на службу. Магия не прощает невнимания. Ни к чему замутнять мозги, когда цель должна быть четкой и ясной – вот моя жизненная позиция, и я ей горжусь.

– Ни к чему? – рассеянно, явно ставя что-то себе на заметку, отозвалась эхом Серафима. – Нет, ни к чему. И никакого алкоголя пить не надо. А тост – это сухой хлеб с пастилой. Приобщайтесь к мировой культуре, ваше величество. Никогда не знаешь, когда пригодится.

Вообще-то она презирала тех лукоморских бояр, которые, морщась и отплевываясь, ели эту самую липкую пастилу с сухим хлебом только потому, что так завтракают виконты Шантони или бароны Вондерланда. И лично она предпочла бы умять с чаем несколько пряников со сгущенным молоком, или с полкило конфет, или тарелку халвы, или медовый тортик, или то же самое вишневое варенье… Но пастила – это то, что Костей хотел бы поесть сейчас меньше всего, а значит, единственно возможный вариант десерта. Ее личная военная доктрина на текущий момент «жизнь врагу отравлю, как могу» распространялась даже на такую мелочь, и поэтому работала, как часы.

Костей жалко пожал плечами, пошевелил пальцами, и на столе под красный отблеск Камня появилась тарелочка с разноцветными брусками с волнистыми бороздками.

– Если вы так настаиваете…

– Что это? – недоуменно уставилась на новое блюдо Серафима.

– Пластила? – угрюмо ответил царь.

Царевна осторожно отщипнула кусочек, понюхала, помяла несколько секунд в пальцах и поставила на стол маленькую собачку с хвостиком крючком.

– А вы уверены, ваше величество, что знаете, чем отличается пастила от пластилина? – страдальчески вскинув на царя большие зеленые очи, уточнила она.

– Что? Пластила? От пастилина? А разве это не одно и то же?…

– Не пластила. Пас-ти-ла. Из вываренных яблок или ягод.

– Какая разница? – угрюмо буркнул царь.

– Практически никакой, – честно призналась царевна.

Новый щелчок пальцами – и содержимое тарелки изменилось на коричнево-красную липкую засахаренную аморфную массу.

Костей мрачно оглядел полученный результат.

– Вы думаете, стало лучше?

– А вы попробуйте!

И, не дожидаясь реакции, Серафима намазала три куска и без специальных приготовлений сухого хлеба и разложила перед царем.

– Кушайте-кушайте, – растянула губы в каучуковой улыбке она. И тут же добавила более сурово: – Ноблесс оближ.

– Кель кошмар… – тоскливо откликнулся отзывом на пароль Костей и с отвращением понес первый бутерброд ко рту. – Смерти моей хотите…

И тут, не забыв предварительно обозначить стук в дверь, еле слышный, но достаточный, чтобы не пасть жертвой очередной лекции царицы об Этикете, вошел Зюгма, лоснясь лысиной, улыбаясь и кланяясь, как вамаяссьский болванчик. Глядя на него, создавалось впечатление, что на сегодня в его жизни не предвиделось ничего более приятного и радостного, чем утренний доклад его величествам.

Серафима едва заметно усмехнулась. Пожалуй, уже можно было писать книгу «Этикет как оружие массового поражения».

– Позвольте доложить вашему величеству, – обратился он к царевне, – что ваш сад готов в строгом соответствии с вашим планом, что вы изволили нарисовать намедни. Никаких отступлений сделано не было. А еще вас ожидает там небольшой сюрприз.

– Какой? – живо заинтересовалась Серафима.

– Это сюрприз, – расплылся в улыбке, как блин на сковородке, советник.

– Так пойдемте скорее, чего же вы расселись, ваше величество, перестаньте хлюпать чаем и чавкать этой отвратительной пастилой и скорее пойдем, посмотрим на – страшно сказать! – сюрприз от любезнейшего господина Зюгмы!

– Вы идите, а я вас догоню, – махнул было рукой царь, с тоской несбывшихся надежд поглядывая на изгнанный с позором из десертов его любимый бутерброд с селедкой, и оказался прав.

Его ожиданиям не суждено было воплотиться в жизнь.

«Полным соответствием» и «никаких отступлений» в понимании первого советника было то, что там, где на схеме царицы было обозначено дерево, было дерево. Там, где куст – куст. Где трава – трава. И то, что они бывают разных пород, ничуть не смутило Зюгму при перепланировке. В конечном итоге сад Серафимы теперь представлял собой еловый лес с зарослями шиповника, поросший лебедой в свободных от более высокой растительности местах.

– Кто бы сомневался, – скептично окинула она взором свои владения. – А где сюрприз?

– Сюрприз – вот! – и жестом фокусника на детском празднике он сдернул маскировочную сеть с объекта за своей спиной.