— И в самом деле, — удивился Шмидт, — кто тут мужик? Неужели я? Тогда, значит, ты — женщина?! Тогда чего рот открываешь, пока тебя не спросили? Ты уж определись, дорогая. Если-ты главная, то — разруливай ситуацию сама. А если нет, то умолкни и жди, когда взрослые дяденьки что-нибудь придумают. Если все так плохо, незачем было покупать эту чертову скрипку, — Дмитрий уже не первый день пенял ей за это более чем несвоевременное приобретение, а ей нечего было возразить. Она все-таки купила ee.

Ольга замолчала. Ей было известно, что в США ежегодно создается примерно шестьсот тысяч фирм. Затем в течение года около четырехсот пятидесяти тысяч из них — разоряются. И это в Соединенных Штатах, где дети с искусственным молоком из пластиковой бутылки, поскольку американские матери берегут форму груди, усваивают рыночные заповеди.

А в России, где маркетинг все еще существует на уровне «не обманешь — не продашь, не обвесишь — не заработаешь», разоряются почти девяносто девять процентов вновь образованных фирм. Жесткий естественный отбор в действии.

Но Ольге казалось, что эта печальная статистика никоим образом ее не касается. Она надея-лась, что ей удастся уберечь от распада и разорения империю Белова, которая досталась ей по наследству от пропавшего без вести мужа. Расставаться с этой иллюзией ей не хотелось и даже было больно. Главным образом потому, что это означало бы признание своей собственной некомпетентности и, следовательно, его, Белова, превосходства. При нем-то Фонд пусть и не без проблем, но развивался по восходящей. «Чтоб ты сдох, Белов», — подумала в сердцах Ольга.

Рассчитывать ей сейчас было не на кого, кроме Шмидта. Она умела давать неплохие советы. Но одно дело советовать, а другое — их реализовать. Она, например, ничего не понимала в силовых акциях. Это мог и знал, как делать, только Митя. Она постаралась улыбнуться ему и сказала, в оптимальной пропорции перемешав в голосе нежность, ласку и ехидство:

— Ну и что же эти замечательные дяденьки придумали?

— Давно бы так, — без малейшего торжества в голосе ответил Шмидт, пропуская мимо ушей ее язвительный тон. — Ты не задавалась самым очевидным вопросом?

— Каким?

— Почему Белов бросил и тебя, и Фонд Реставрации, в который вложил столько сил и средств? И почему до сих пор я жив?

— Он не знает про нас с тобой?

— Не смеши. Белов не знает о том, что ты мне дала?

— Какая ты свинья! — крикнула обиженная до глубины души Ольга, тбпнув ногой.

— В смысле? — удивился Шмидт. — А-а, ну пусть будет — спала со мной, если это тебе больше нравится? Или копулировала — еще лучше? Разве тут в словах дело? Ты в суть смотри, в корень.

Ольга смотрела на него полными слез глазами. Она начала понимать, что Шмидт чем-то страшно обижен и мстит ей. Но за что? За что? За то ли, что она ему отдалась, думая, что приобретает нового, надежного друга. Сначала ведь он относился к ней с трепетом, чуть ли не носил на руках! Все изменилось после того дорожного* происшествия с Ванькой, когда тот чуть не попал под рефрижератор, а Дмитрий его спас. Головой он что ли ударился?

Да, что-то здесь не срастается. Саша жив, и что он должен думать о них со Шмидтом? А то, что теперь их связь, возникшая после покушения, выглядит, как причина этого покушения! Но если так, тогда почему, действительно, Шмидт до сих пор жив?

— Ты думаешь, небось: «нет человека — нет проблемы», так? — усмехнулась она. — А ты не задумывался над тем, что становится с теми, кто активно применял этот принцип? Где они? Вспомни. Они там же — в могиле. Ты знаешь, на чем горит большинство? На непонимании одного простого закона. Он гласит: решение любой проблемы означает появление как минимум двух новых! Как минимум. Возьми простой и типичный случай. У человека нет денег. И он думает: вот бы мне хоть немного разбогатеть, сразу станет легче. И вот, допустим, нашел он деньги. И что? Одна его проблема решилась. Зато появились другие: эти деньги надо куда-то спрятать, чтобы не украли, эти деньги надо во что-то вложить, чтобы не обесценились, эти деньги надо на что-то тратить, а соблазнов и возможностей вокруг столько, что выбрать не просто, глаза разбегаются! А ведь еще появился риск быть в любую минуту убитым из-за этих денег… То же самое и с убийствами. Я думаю, Белов под конец уже начал это понимать: каждое убийство не столько решает, сколько порождает все новые и новые проблемы. С наследниками, с дележкой, со свидетелями, с конкурентами, с милицией, наконец…

— Ну-ну, это все слишком заумно, философия, а в жизни все гораздо проще, — покачал головой Шмидт. — Ты не увиливай от ответа, почему Белов оставил в живых нас с тобой?

О себе Ольга не думала. Она была почему-то уверена, что Белов по-прежнему ее любит. Ей даже в голову не приходило, что он способен поднять на нее руку. И вдруг она догадалась! Она прямо-таки физически ощутила, что Шмидту за что-то стыдно перед Беловым, и он вымещает на ней свои комплексы. Да, что-то между ними когда-то произошло, чего она не знает! Он комплексует, а из нее делает козу отпущения! Это объясняет и его холодность, и все его выкрутасы за последние полгода.

— Ты думаешь, это не в его стиле? Согласна. Он очень злопамятный, поганец. Но объяснить это несложно. Подумай: если бы Белов хотел нас с тобой убить, он бы давно убил. Так? Значит, не хочет. Почему? Потому что это не настоящий Белов! — внезапно к ней пришло озарение, она нашла ответ, который все объясняет и ставит на свои места. — Да, настоящий Белов — мертв! А этот — подставной. С его помощью просто хотят прибрать наш Фонд Реставрации. Понимаешь? Нас с тобой просто пугают покойником!

— Ты хочешь сказать, — удивился Шмидт, — что нам надо его выследить и того, отправить к настоящему?

— Ни в коем случае! — возмутилась Ольга. — Зачем? Накликать новые проблемы? Надо гасить огонь огнем, встречным палом. Переведи стрелку, навесь на мнимого Белова грехи настоящего. Ты ведь знаешь о Белове достаточно, чтобы он всю оставшуюся жизнь эту кашу расхлебывал! И ты знаешь тех, кого это заинтересует!

Дмитрий откинулся на спинку кресла и с интересом посмотрел на возбужденную своим открытием любовницу… Он то в отличие от нее видел Белова, и знал, что тот жив на все сто процентов. Но какова Ольга-то! Прямо леди Макбет.

Павел Викторович Пчелкин после гибели сына немного подвинулся рассудком. Во всяком случае, Валентине Степановне пришлось привыкать к тому, что он начал разговаривать с самим собой. Сначала она пыталась воздействовать на него, уговаривать по-хорошему, все без толку.

Но потом терапевт в поликлинике, с которым она поделилась своими проблемами, посоветовал ей оставить все как есть. Разговор с самим собой — хорошая профилактика невроза для пенсионера, который потерял любимого сына. Тем более что ему крепко за семьдесят.

А вот Валентина Степановна все носила в себе и молчала, хотя это еще хуже, чем постоянное бормотание мужа.

Большую часть жизни ветеран войны Павел Викторович Пчелкин честно трудился механиком в автоколонне. Вовремя приходил на работу, делал все, что велят, и старался не ссориться с начальством. Он работал, как писали тогда газеты, по-коммунистически, выполняя и перевыполняя план, хотя особых денег это не приносило.