заключается в том, что мы, кажется, не можем достучаться до самых близких нам людей.

Сидя в забытьи, глядя на экран и жуя попкорн, мне и в голову не приходило, что эта ужасная правда применима ко мне. Позже, когда была выявлена связь, я даже не мог вспомнить конкретные сцены, и, конечно, у меня и в мыслях не было, что своенравный сын в фильме может изображать Джеффа или что несчастный отец может быть мной.

Мы вернулись домой из кино и приготовились ко сну. Лампочка на автоответчике мигала, поэтому я включила его, чтобы получать сообщения. Один из них был типичным телефонным хулиганом, к которым я уже стал привыкать. В данном случае это был какой-то подросток, который копируя голос из фильмов ужасов проскрипел: «Я Джеффри Дамер, и я приезжаю домой на выходные».

Другое сообщение было от женщины. Она звонила и раньше, я узнал ее голос по характерному южному акценту. Она отчаянно пыталась получить информацию о Джеффе. Мы с Шери всегда отказывались с ней разговаривать, но она настаивала.

– Вы знаете, кто я, – сказала она, в голосе сквозила жуткая мольба. – Пожалуйста, возьмите трубку.

Никого не было дома, чтобы взять трубку, и мы бы не ответили ей, если бы были дома. Из-за этого она продолжила тихим, призрачным голосом:

– Пожалуйста, возьмите трубку. Пожалуйста, возьмите трубку. Пожалуйста, возьмите трубку. Пожалуйста, возьмите трубку.

Это продолжалось почти минуту, умоляющий голос эхом отдавался в моей гостиной.

Но я не мог взять трубку. И я имею в виду не просто телефон. В более широком смысле я не мог «уловить» ничего, что каким-либо образом связывало меня с Джеффом, кроме того, что я уже принял, что биологически я был его отцом и что я буду продолжать выполнять свой долг по отношению к нему, насколько смогу. Я навещал его в тюрьме и отвечал на его телефонные звонки по выходным. Время от времени я посылал ему немного денег, чтобы он мог купить кое-какие вещи, которых не было в тюрьме. Я бы справился с любыми мелкими проблемами, которые у него могли возникнуть. Я бы постарался подбодрить его, постарался бы помочь ему максимально использовать свою жизнь. К тому времени эти несколько простых вещей стали тем, к чему свелось мое отцовство, – набором рутинных и относительно нетребовательных задач.

И вот, как я понял – хотя в некоторых случаях я не осознавал этого до тех пор, пока не прошло много месяцев после суда и тюремного заключения Джеффа, – я все еще не мог столкнуться с более глубокими и пугающими элементами моих отношений с моим сыном. Я все еще был сбит с толку его действиями, но у меня не было желания останавливаться на них. Конечно, я не чувствовал себя обязанным делать это.

Что касается самого Джеффа, тогда я все еще не мог поверить в его кровожадность. Да я и не пытался. На самом деле, мои мысли почти никогда не возвращались к этой части его жизни. Вместо этого, когда я вообще думал о нем, это был живой маленький мальчик, застывший в своей невинности, живший в далеком прошлом.

Но даже когда я думала о нем как о человеке, заключенном, убийце, мне казалось, что мой сын был очень далеко от меня. Он был далеко на расстоянии, которое физически разделяло нас, и это было очевидно; но он также был далеко по своему характеру и личности, что, как мне казалось, было не менее очевидно. В обоих этих смыслах он был там, где я хотел его видеть. В безопасности. Далеко, очень далеко.

Ибо темная сторона моего отцовства все еще была мне недоступна.

Глава 8

Это никогда не закончится

В середине утра 23 июля я позвонил своей матери в Вест-Эллис, чтобы сообщить ей, что я связался с Джеффом и что с ним явно что-то случилось. Я не знал точно, что произошло, но я с уверенностью знал, что у него были какие-то неприятности. Я сказал ей, что офицер полиции Милуоки подошел к телефону, когда я звонил Джеффу домой. Я добавил, что этот же полицейский сказал мне, что он расследует убийство, но отказался сообщить мне что-либо еще. Вместо этого он велел мне ждать более позднего звонка.

К моему удивлению, моя мать сообщила мне, что полиция Милуоки была в ее доме в тот самый момент, и что они тщательно обыскивали его, поднимаясь и спускаясь по лестнице в подвал и внимательно просматривая все в комнате Джеффа.

– Почему? – спросил я. – Что они ищут?

Мама этого не знала.

– Разве они тебе ничего не сказали? – спросил я.

Мама казалась ошеломленной, ее ответ был невнятным. Было очевидно, что она знала не больше моего, о том, что на самом деле искала полиция и даже о том, какое преступление она расследовала.

Однако одна вещь мне сразу же стала ясна. Если полиция расследует убийство, а Джефф все еще жив, то вполне возможно, что он и был объектом расследования. В этот момент, и впервые, я начал рассматривать возможность того, что мой сын, в конце концов, был не жертвой преступления, не тем, кто был убит, а убийцей.

Это была возможность, которая подтвердилась почти сразу же. На связь вышел офицер полиции, заместитель начальника департамента полиции Вест-Эллиса Роберт Дьюс. Он представился и спросил, кто я такой. Я рассказал ему, и тогда он сообщил мне, что не рассказал моей матери всего об этом деле, потому что нашел ее, по его словам, «несколько ошеломленной».

– Что вообще происходит? – спросил я. – Чем именно вы заняты?

– Мы проводим расследование убийства совместно с полицейским департаментом Милуоки.

– Но Джефф не живет с моей матерью.

– Да, я знаю.

– Значит, это расследование связано с Джеффом?

– Да, это так.

– Вы имеете в виду, вы считаете, что он мог кого-то убить?

– Да, это то, что мы расследуем.

Несмотря на то, что такая возможность быстро пришла мне в голову всего несколько секунд назад, я, тем не менее, был ошеломлен резкостью ответа полицейского. На мгновение я был не в состоянии даже полностью осознать всю серьезность того, что мне только что сказали.

– Итак, Джефф арестован? – спросил я.

– Да, так и есть.

– За убийство?

– Боюсь, что так, мистер Дамер.

Если бы заместитель начальника полиции Дьюс сказал мне, что мой сын был убит, у меня могло бы возникнуть внезапное видение его как жертвы убийства, мертвого от чьих-то рук, его тело, распростертое в переулке, или в