Перед Маргарет открылась финишная прямая. В ее округе лейбористы не представляли особой угрозы, но зато гораздо более опасными казались либералы. На протяжении XX века либералы стали третьей партией в стране, правда, они никогда не могли получить много депутатских мандатов, потому что у них отбирала голоса «бритва» системы униноминального голосования, то есть возможности голосования только за одну кандидатуру, при одном туре выборов, так как эта система дает преимущество крупным партиям, ибо само ее существование принуждает избирателя к «полезному» голосованию. Но периодически у либералов случались взлеты. Кстати, и в округе Финчли они тогда питали кое-какие надежды, ведь кандидатка от тори была еще неопытна. Кандидат от либералов, Айвен Спенс, относился к числу изысканных денди с аристократичными манерами, был прекрасно образован и обладал блестящим умом, к тому же являлся героем войны и смелым охотником на хищного зверя. Он способен был вскружить кое-кому голову. В особенности он рассчитывал завоевать голоса еврейской части населения округа, а это была существенная часть, более 20 процентов имеющих право голоса. Тори не пользовались поддержкой евреев, так как были здорово дискредитированы в их глазах недопустимыми высказываниями руководителей Союза консерваторов в Гольф-клубе Финчли, требовавших запретить деловым людям еврейской национальности становиться членами клуба. Айвен Спенс надеялся «создать себе определенный капитал» на этом скандале.

Напрасный труд! Маргарет уже поработала в этой сфере и сделала все с большой легкостью, потому что ей совершенно не свойствен был антисемитизм, отчасти присущий истеблишменту партии тори. Кстати, она воспользовалась этой историей, чтобы установить тесные отношения с представителями еврейской общины, которые впоследствии будут ее верной опорой, в особенности с раввином Якобовичем, которого она практически заставит возвысить до пэрства в 1987 году.

Результат оказался бесспорным, как говорится, «не подлежащим обжалованию». 8 октября 1959 года Маргарет Тэтчер была избрана в парламент, получив 26 697 голосов. Ее соперник-лейборист получил всего 13 437 голосов, а Айвен Спенс — 12 260. Наконец-то она заняла то место, которое будет занимать без перерыва на протяжении тридцати трех лет. В возрасте тридцати четырех лет она вошла в Вестминстер, в новый мир, к которому ей предстояло подобрать ключи.

Можно представить, сколь велика была радость Маргарет Тэтчер 20 октября 1959 года, в момент открытия заседания парламента королевой Елизаветой II. После тронной речи в палате лордов Маргарет заняла место в четвертом ряду в палате общин, на тех самых скамьях, обтянутых зеленой кожей, что были свидетелями того, как яростно спорили там Гладстоны и Дизраэли, как депутаты дважды проголосовали за вступление Англии в две мировые войны, как Черчилль изливал потоки своего красноречия и извергал водопады недовольного ворчания и даже откровенной брани. Она думала о «старом льве», которого благоговейно слушали по радио в столовой дома в Грантеме. Теперь ей предстояло следовать его путем. У нее на руках были хорошие карты. Отныне она была членом «клуба», клуба британских политических деятелей. Конечно, пока она занимала в нем очень скромное место. Пока…

Для простого посетителя проникновение в Вестминстер — уже потрясение. Это одновременно и Реймс, и Сен-Дени, Святейший престол и королевский некрополь, Пантеон, Национальное собрание и сенат. Всякий бывает поражен величественностью этого места, удивительным единством этого ансамбля, хотя строили его начиная со времен царствования Эдуарда Исповедника вплоть до эпохи великих мастеров неоготического стиля, сэра Барри и господина Пьюджина. Можно сказать, что Вестминстер — это собор, возведенный во славу Альбиона. Между Биг-Беном и башней Виктории возвышается на берегу Темзы великий символ величия Англии. Короли там сочетались браком[65], венчались на царство, а потом ложились в землю, где спят теперь вечным сном. Там же находятся могилы великих людей, поэтов и политиков, и тени Мильтона, Дизраэли, Шекспира, Гладстона, Джеймса и Байрона охраняют покой монархов, как и сотни теней их «старших» братьев, обозначающих особый «путь Британии». Здесь же заседают палата общин и палата лордов, составляющие парламент, это своеобразное обещание свободы, данное миру в дар на несколько столетий раньше Великой французской революции. Здесь обрела свою форму политическая модель, приводившая в восхищение Вольтера, превозносившаяся Монтескье, восхваляемая Токвилем, модель, которую пытались копировать повсюду, но нигде не создали равной: Вестминстерская модель.

Для человека, ставшего депутатом парламента, первое посещение этого здания производит еще более сильное впечатление, чем на случайного посетителя. Это сложнейший лабиринт залов, канцелярий, кабинетов, переходов и коридоров; в здании насчитывается более тысячи помещений. Представьте же, какой шок испытала 34-летняя женщина. Разумеется, Маргарет уже была знакома со зданием. Она довольно часто присутствовала на заседаниях палаты общин, занимая место на галерее для публики, а иногда попадала на такую же галерею и в палате лордов. Некоторые депутаты приглашали ее в центральный зал и принимали ее в своих кабинетах. Но теперь пришел ее черед заседать в парламенте и завоевывать свое достойное место среди 650 депутатов. В то время среди членов парламента насчитывалось всего 25 женщин. «Это очень мужское место», — пишет Мэгги, имея в виду, что все там в основном предназначено для мужчин. Разумеется, в парламенте предусмотрительно были оборудованы «комнаты для дам-членов парламента», то есть женские туалеты.

Маргарет выделили кабинет, и ее секретарь, Пэдди Виктор Смит, всегда находился при ней, в соседней комнате, где устроились еще и множество помощниц-ассистенток. Словом, условия для работы были созданы превосходные! Но было еще кое-что… Был клуб, как поговаривали, самый приятный, самый комфортный клуб Англии, с курительной, с чайной гостиной и библиотекой, заставленными глубокими диванами в стиле «Честерфилд», где можно было подготовиться к выступлению, сжимая в руке стаканчик с бренди и уютно устроившись на одном из них. Это было некое убежище, даже логово блестящих дилетантов, этих политиканов «старой породы»; эти люди, не обладавшие стойкими убеждениями, заполняли нутро этой «берлоги». Это было место, где можно было откровенно повеселиться. В баре нередко можно было увидеть, как лейбористы и консерваторы пожимали друг другу руки и дружески похлопывали друг друга по плечу после того, как на заседании буквально рвали друг друга в клочья. Хорошо отрепетированные небрежность и легкомыслие производят здесь наилучшее впечатление. Случалось и так, что премьер-министр и лидер оппозиции садились и клали ноги на стол, почти упираясь друг в друга каблуками ботинок. И никто не видел в том ничего дурного, никому и в голову не приходило осудить такое поведение. Конечно, эта среда была чужда Маргарет. Она ничего не понимала в той атмосфере детской беззаботности, что царила в клубе, ибо считала ее почти святотатством. Как сказал о Маргарет будущий министр Джеймс Прайор: «Мы принимали жизнь с хорошей стороны, а она… она была не из нашей стаи», а Питер Ролисон, один из депутатов-консерваторов, уточнил: «Она редко улыбалась и никогда не шутила».