Она прикрыла дверь за собой, подтянув цепь; звяканье металла замерло по ту сторону холла, уплыло в глубину дома, а я все стоял и пытался понять, что же было на ее лице. Озабоченность там была, это точно. Но… Там не было раздражения, которое было после прошлой тренировки – когда вдруг оказалось, что я что-то могу.

И уж совершенно точно там не было обреченности.

Кажется, там даже была слабая улыбка… Слабая, но уверенная. Будто ей известно что-то такое, о чем я и представления не имею… Или это я уже себя накручиваю?

Я тряхнул головой и понес остатки ужина в холодильник.

Часы тихо пробили четверть, потом чуть громче полчаса, а я все стоял над камином, смотрел в огонь и грел ладони.

Надо бы закопать трупы… Но не сейчас. Не сегодня. Некоторые вещи лучше делать, когда есть свет. Или хотя бы нет тумана.

Перед тем как растянуться в кровати, я проверил, чтобы окна были наглухо закрыты. Не хочу утром опять замерзнуть. И не хочу, чтобы всю ночь в щель фрамуги сочился тот проклятый запах, даже если я его здесь почти не ощущаю.

И все равно всю ночь мне снились вороны. Черные птицы дрались над кусками чего-то бледного, зеленоватого, склизкого. Блестели черные бисеринки глаз, глубоко вонзались мощные клювы.

На рассвете мутный сон перетек в реальность, еще более мерзкую.

Я соорудил марлевую повязку, но тяжелая вонь разложившейся плоти сочилась и сквозь марлю, и сквозь ватные тампоны. А тела рвались под штыком лопаты, отказываясь заползать обратно под землю.

У меня разболелась голова, а в довершение всего снова закололо в руке.

Я похолодел. Бросил лопату и несколько минут сжимал и разжимал кулаки, шевелил пальцами, проверяя, не пропала ли жилка над правым большим пальцем.

Она проступала под кожей, и все-таки мне казалось, что палец на правой руке не так уверенно поднимается вверх, как на левой. Не так высоко… Но обе руки здорово замерзли, и, может быть, правая онемела чуть сильнее. Руки по-разному сжимают черенок лопаты.

Я нащупал в кармане перчатки, натянул их и снова взялся за лопату.

Горячая ванна не привела меня в порядок. Все вокруг, кажется, пропиталось вонью гниющих тел. Боль в руке чуть стихла, но еще оживала с каждым ударом пульса. Голову стягивал тугой обруч, никак не желал отпускать…

Диана уже ждала в столовой. Чистенькая, свеженькая и улыбчивая.

– Доброе утро, мой господин… О! – Она нахмурилась, рассматривая меня. – Кажется, вы неважно спали?

Если и было в ее голосе сочувствие, то напускное. Сама она лучилась изнутри радостным ожиданием чего-то. Хотел бы я еще знать чего…

– Зато вы сегодня необычайно веселы, Диана.

– Отчего же мне грустить? Мой ученик делает удивительные успехи.

– Меня беспокоит учительница.

– Прошу прощения?

– И сегодня, и вчера вы не делаете вот этого…

Я попытался как можно ярче вспомнить ощущения, какие я испытывал от ее сложного финта.

Судя по цепкому, холодному касанию, она поймала образ.

– Ах это…

Атака была молниеносной.

Ледяные щупальца лавиной обрушились на меня, шлепая со всех сторон. Я пытался следить за ее касаниями, сбрасывать их с себя – оборвать каждое из них было несложно, они рвались как тонкие нити. Заметил – и сбросил с себя… но их было много, слишком много, и я почти пропустил момент, когда из лавины мелких тычков, словно акулы из-за косяка мелких рыбешек, обрушились тяжелые удары. Настоящие.

Вонзились ледяными гарпунами, пробивая мою защиту, пуская во мне корни, наполняя самыми странными желаниями и эмоциями, но я еще успевал выкорчевывать их прежде, чем они разрастались.

Мириады мелких шлепков отвлекали – и все-таки я замечал, когда из-за этой завесы Диана обрушивала настоящие удары.

Минуту или две – время становится другим в такие моменты – мы боролись, затем она отступила.

– Теперь вы довольны? – спросила Диана.

Я не спешил с ответом. Я отбил ее атаку, да…

И все-таки меня не покидало ощущение, что это не тот финт. Вроде бы то же самое, что я помнил… и совсем не то! Но вот в чем именно различие…

– Н-не знаю, Диана… В ту ночь, когда…

– Не надо! – оборвала она, поморщившись. – Я прекрасно помню ту ночь.

– Когда я потом к вам вернулся, уже один. Тогда вы делали то же самое… но иначе.

– Разумеется, иначе. После сотрясения мозга все делаешь иначе. По меньшей мере медленнее.

– Медленнее, – согласился я. – Только сама атака была… чуть другой. Опаснее.

Диана терпеливо улыбнулась.

– Разве?

– Да.

Ее улыбка стала снисходительной.

– Чем же она была иной?

– Если бы я помнил точно чем, я бы сразу и сказал – чем!

Диана только вздохнула и покачала головой.

Но я своим ощущения верю больше, чем ее словам.

– И все-таки финт был другим. Я прекрасно это помню. Сотрясение мозга было у вас, а не у меня.

– Влад… В ту ночь не только я была напугана. А у страха, как известно, глаза велики.

– Когда я спустился к вам в подвал второй раз, я уже не был напуган.

– Ах, прошу прощения. – Она снова улыбнулась, снисходительно, будто играла веревочкой с неуклюжим щенком. – Я говорила не столько о страхе, сколько об испуге при встрече с непривычным. В ту ночь вы впервые отведали моего обращения. А все новое сперва, пока не разберешься и не обвыкнешься, кажется сложнее, чем есть на самом деле. Теперь же, когда вы выучили мою манеру, все кажется вам проще.

Кажется… Мне кажется, что чего-то ты недоговариваешь…

А, к черту все это! Что толку от этих занятий, если я не отыщу способ найти ту чертову суку? Способ найти ее незаметно.

Нельзя ее всполошить. А сейчас она настороже. Она ждет меня. Не просто так она выставила слуг в Смоленске, ох не просто так… Ее пурпурные и так-то ребята не промах, а сейчас внимательны вдвойне. Пытаться следить за ними, чтобы выйти на их гнездо, – самоубийство. Если уж Гош не смог…

Впрочем, одна ниточка еще остается. В том морге у них было что-то серьезное. Три жабы сразу. Одну я убил, но две молоденькие остались. И обе с явными следами хозяйки. Из того же гнезда, что и пурпурные. Там и чертова сука, что оплела их всех невидимой паутиной…

Молоденьких жаб охраняют, но всего двое пурпурных. А сами жабки… даром паучих залезать в чужие головы они не обладают, внимательности пурпурных тоже нет. Если как-то удастся зацепиться за этих жабок, проскользнув мимо пурпурных…