– Тебя забыл спросить, – огрызнулся парень, но руки больше не распускал, и вроде как присмирел.

В дом вошел водитель: неприятный тип со шрамом над верхней губой, уселся на стул, и пролаял, глядя на нас:

– Ну, добегались? Флешка где?

– Понятия не имею, – честно ответила я.

Тип со шрамом радостно осклабился и заявил:

– Да ну? Точно?

– Честное пионерское.

– А ты что скажешь?

Он перевел взгляд на Стаса, все еще стоящего в центре комнаты с непринужденным видом. Стрелецкий пожал плечами и беззаботно сказал:

– Парень, ты видно, не знаешь, кто я.

– Да знаю, знаю, – отозвался тот с усмешкой. – Господин Стрелецкий. И о вашем бурном романе с этой девушкой, – он кивнул в мою сторону, – тоже знаю.

– Господи, это было пять лет назад, – рассмеялся Стас.

– Тем не менее, как только она вернулась, ты сразу же бросился ее защищать. От ребят Топора отбил…

Я озадаченно нахмурилась, а потом догадалась, что Топором в народе ласково величали нашего мэра.

– Девчонка постоянно где-то шляется, вон, труп Рамова нашла… Сестра ее вообще – непосредственный участник кражи, если верить тагаловским пацанам. Короче, голубки, я жду от вас ответов. И если они мне не понравятся, пеняйте на себя.

Стас, молча слушавший эту тираду, спокойно повторил:

– Еще раз скажу: с этой девушкой меня ничего не связывает. Да, мы встречались в юности, но разошлись. К слову, она бросила меня, а на другой день обжималась с моим товарищем. Помог я им только из-за своего рыцарского воспитания: мама научила не оставлять девушек в беде. Где флешка, мне неизвестно. Хотя знать я это хочу не меньше вашего.

Тип со шрамом усмехнулся и посмотрел на меня. Я тут же торопливо затараторила:

– Я не знаю, где флешка, в глаза ее не видела, Господи! Если бы знала, то рассказала бы… Ну что мне сделать, чтобы вы мне поверили?

Я заплакала. Крупные слезы покатились по щекам, время от времени я жалобно шмыгала носом. Типа со шрамом, кажется, проняло, и он махнул рукой, обращаясь к одному из своих парней:

– Ладно, не хотят говорить, значит, подождем. Никуда они не денутся. В подвал их пока.

Я испуганно икнула и покосилась на пол. В метре от меня виднелась крышка люка с хорошим амбарным замком. Один из парней откинул ее в сторону – из темноты пахнуло сыростью и холодом.

– Лезь.

Я замотала головой.

– Ни за что. Лучше убейте.

– Лезь, я сказал! – рявкнул главный.

Я попыталась отползти назад, но меня грубо схватили за запястье и потащили к люку. Взвизгнув, я второй рукой со всей дури вцепилась в предплечье парня, вонзив в кожу свои длинные ногти. Мой противник охнул и от неожиданности отпустил меня.

– Черт, ты что, с бабой справиться не можешь? – с досадой плюнул на пол водитель. И встал, намереваясь подойти ко мне.

Я угрожающе выставила вперед руки, готовая обороняться. Стас, которому надоело смотреть на этот цирк, покачал головой и обратился ко мне:

– Лара, давай по-хорошему. Эти ребята все равно нас туда запихнут, поэтому лучше залезь сама.

Я растерянно посмотрела на него. М-да, не ожидала, что бывший возлюбленный окажется таким малодушным. Я-то думала, он будет защищаться от плохих парней, ну, или хотя бы словечко за меня замолвит…

От обиды я так растерялась, что проворонила момент, когда парень с расцарапанной рукой оказался возле меня и, ухватив за шкирку, потащил мое тело к люку. От страха я заорала, изо всех сил яростно отбивалась, но бесполезно: меня скинули в подпол, как мешок с картошкой. Стас спрыгнул следом, и крышка захлопнулась, оставляя нас в кромешной темноте.

Было холодно, тихо и темно. Настолько, что я не видела абсолютно ничего – только пугающая чернота. От ужаса я стала заикаться, и нервно проговорила в пустоту:

– С-стас? Ты где?

– Тут, – послышалось где-то совсем рядом.

А затем что-то теплое коснулось моей руки. От внезапного прикосновения я было шарахнулась в сторону, а потом сообразила: это ладонь Стаса. И вцепилась в нее двумя руками.

– Ты мне сейчас кисть оторвешь, – монотонно сообщил Стрелецкий, и предупредил: – Я собираюсь сесть.

– Куда?

– На пол, куда же еще, – удивился Стас.

– З-зачем?

– Потому что устал стоять, – терпеливо, как ребенку, объяснил Стрелецкий. Его рука и впрямь поползла куда-то вниз, и, ориентируясь на нее, как корабль в шторм на маяк, я тоже опустилась вниз.

Пол был ледяным. Серьезно. Я даже охнула, когда ягодицы соприкоснулись с твердой и холодной поверхностью.

– Ну, что еще? – недовольно спросил мой друг по несчастью.

– Пол холодный.

– А ты чего ждала? Отопления тут нет, – хмыкнул Стас.

Я заерзала, не отпуская его ладони – она была удивительно теплая. Подозреваю, что ненадолго. Скоро мы тут замерзнем и умрем, одни, в темноте…

Мне захотелось зареветь, но я мужественно сдержалась. Что толку плакать? Слезами делу не поможешь. Вместо этого я принялась думать, кто мог нас похитить. Не Топорин – это ясно. Может, люди Рамова? Он ведь жив, прячется где-то… Велел ребятам отыскать флешку, поскольку сам пока нос высунуть не в состоянии…

– Сядь ко мне на колени, – внезапно произнес Стас. Голос его звучал недовольно.

– Это еще зачем? – поразилась я.

– Так тебе будет теплее.

«Еще чего», – подумала я. Гордость взбунтовалась, страстно зашептала: «Не смей, Лара, не смей… Он тебя по-всякому обзывает, его папаша вообще тебе угрожал, держись подальше…». Но желание ощутить тепло пересилило. К тому же я понимала: в своем сногсшибательном платье и тонких чулках долго я на каменном полу не протяну. Поэтому безропотно перебралась к Стасу на колени.

Выяснилось, что он сидел, опершись на стенку, а ноги выпрямил, так что я удобно устроилась на его бедрах, прильнув к мужской груди. Вздохнула носом и дернулась от накативших воспоминаний: пять лет назад от Стаса пахло точно так же, как сейчас, то ли лимонами, то ли апельсинами, но запах четко имел аромат цитрусовых. Я замерла, а Стас раздраженно спросил:

– Ну что опять?

– Нет. Ничего.

Я осторожно положила голову ему на грудь, постаралась выровнять дыхание. В кромешной тишине и темноте все звуки были слишком громкими – я слышала, как тревожно билось сердце в груди, явно спешило, а потом осознала: не мое. Сердце Стаса билось так, словно хотело пробить грудную клетку, и это приятно пощекотало мое самолюбие. Несмотря на его тон, на явное недовольство и пренебрежительно отношение ко мне, сейчас его пульс ускорился, потому что я сижу на нем.