Они сидели во вторник в кабинете Барнарда в комплексе БАРДА в пригороде Вашингтона.

— Благодарю, ничего не нужно.

Мужчины расположились напротив друг друга по обе стороны кофейного столика. Барнард принес чашку кофе.

— Спасибо, что нашел возможность так быстро откликнуться на мое приглашение.

— Когда звонит директор БАРДА, я стараюсь реагировать быстро. Особенно когда дело касается Халли.

— Я хотел бы встретиться с тобой по более радостному поводу. Последняя наша встреча была… — Барнард покачал головой, затрудняясь подобрать подходящее слово.

— …чертовски пугающей, — подсказал Бауман.

— Да уж.

А ведь именно в БАРДА и благодаря Дону Барнарду Бауман впервые встретился с Халли Лиленд в начале прошлого года. Барнард тогда пригласил команду ученых для обследования одной из самых глубоких в мире пещер с целью поиска естественного антибиотика, способного предотвратить пандемию. Он не считал нужным скрывать тот факт, что для людей, задействованных в предстоящем обследовании, дело может кончиться смертью. Когда неудобное молчание слишком затянулось — на том совещании собрались ученые, а не спецназовцы ВМС США, — Халли твердой походкой вышла вперед и во всеуслышание заявила, что подобного случая ждала всю жизнь, ведь миллионы жизней могут быть спасены. Остальные присутствующие могут не спускаться в пещеру, но ее от этого шага не удержит никакая сила. Она, если потребуется, спустится туда и одна. Каждый волен сделать выбор. Дело кончилось тем, что все согласились спуститься в пещеру, а Бауман никогда не забывал, как сильно Халли воодушевила всю ученую братию.

Немногие из мужчин могли сравниться с Доном Барнардом по габаритам, но Бауман был одним из них — шесть футов, четыре дюйма роста и двести тридцать фунтов твердокаменных мышц. Прирожденный атлет, широкоплечий и со строго очерченной талией, чисто выбритый, с коротко стриженными волосами. Его нос свидетельствовал о том, что многие конфликты Уил разрешал отнюдь не разговорами. Тонкий розовый шрам рассекал правую бровь на две примерно равные части. Сухощавое лицо Уила с резкими скулами и заостренными чертами вряд ли можно было назвать симпатичным, но оно удивительным образом притягивало взгляды, которые подолгу на нем задерживались.

Бауман то ли работал, то ли был прикреплен — Барнард все еще не мог подобрать подходящее слово, определявшее принадлежность и обязанности Баумана… В общем, этот человек принимал участие в деятельности какой-то темной структуры, неразличимой в глубинах лабиринта государственных спецслужб. Бауман по собственной воле никогда не рассказывал о своих делах, а Барнард не вытягивал из него подробности. Он лишь подозревал, что Бауман участвует в каких-то тайных силовых спецоперациях. Халли говорила ему, что Уил имеет ученую степень в какой-то редкой и узкоспециализированной инженерной дисциплине.

— У тебя нет вестей от Халли? — спросил Барнард.

— Нет, — ответил Бауман. — А у тебя?

Уил редко улыбался и почти никогда не хмурился. Если бы от Барнарда потребовали охарактеризовать этого человека одним словом, он, наверное, сказал бы — сосредоточенный.

— Нет.

— Неужели? Я был уверен, что она выйдет с тобой на контакт.

— А я был уверен в том же относительно тебя, — развел руками Барнард.

— Это совсем не похоже на Халли. А ты не в курсе, она добралась до полюса?

— Даже этого я не знаю. Я получил от нее электронное письмо из «Мак-Мёрдо» в воскресенье, и с тех пор никаких вестей.

— А я послал ей электронное письмо сегодня рано утром, но ответа еще не получил. А позвонить ей ты не пробовал? — спросил Бауман.

— Пробовал, причем неоднократно. Похоже, легче дозвониться до Луны. Все средства связи с полюсом так или иначе завязаны на спутниковые системы. Как раз сейчас фаза так называемого двухчасового окна в двадцатичетырехчасовом периоде. И существует масса факторов, которые могут закрыть эти окна: штормы, события на солнце, обрывы в электросетях.

— Она говорила, что едет на замену женщине, которая неожиданно умерла. И что она знала эту женщину — работала с ней здесь раньше.

— Да, это так.

— А в какой структуре работала эта женщина? Насколько я помню, ее фамилия — Дьюрант.

— В Национальном научном фонде, — ответил Барнард.

— А как давно она умерла?

— Точно сказать не могу. По-моему, где-то на прошлой неделе.

— И причина смерти тебе неизвестна?

— Если верить имеющимся данным, ее смерть выглядит весьма странной.

Барнард подробно рассказал о своем разговоре с Лорейн Харрис.

— Должно было состояться вскрытие, а по его результатам — подготовлен отчет, — сказал Бауман.

— Я тоже так считаю. Поэтому позвонил своему коллеге, занимающему там примерно такую же должность, как я здесь. Директору Антарктических программ. Он также не знает причин ее смерти. Я объяснил ему, чем вызван мой интерес, и попросил выяснить этот вопрос. Он отличный парень и согласен помочь. Мы договорились завтра увидеться.

— А не мог бы он прислать нам копию того, что выяснит?

Барнард усмехнулся:

— Он же бюрократ. Нормальный ответ на такой запрос будет готовиться в течение недели, а то и двух, затем он передаст его кому-либо из своих подчиненных. У бюрократов существует незыблемое правило: никогда не делать ничего слишком быстро, потому что такой же скорости от них потребуют и в следующий раз.

— Ну так что происходит сейчас?

— Это похоже на фехтование… Весело, если знаешь, каким оружием пользуешься и по каким правилам. Я особо подчеркнул, что, поскольку никто из нас не знает, что произошло, лучше всего встречаться лично. Соблюдать конфиденциальность и все такое. Медленный ответ — это одно, но отсутствие ответа — это уже нечто совсем другое.

— Ты припер его к стенке.

— Я решил, что если этот человек, не имея никакой информации, попросту морочил мне голову, то вряд ли он согласился бы встретиться лично. А так у него появится хоть какой-то, пусть небольшой, но стимул что-либо выяснить.

— Придерживайся и дальше этой тактики, и я, возможно, приглашу тебя работать в своей команде.

— Расцениваю это как комплимент. Но мое время уже прошло.

— Не нравится мне все это, — мрачно констатировал Бауман.

— Мне тоже. И все сильнее.

— Халли намерена улететь оттуда до того, как станцию закроют на зимовку, верно? — спросил Бауман.

— Да. После последнего рейса станция будет изолирована от мира на целых восемь месяцев.

— Ну а если случится что-то неожиданное и она пропустит этот рейс?

— Это будет очень долгая зима. Для всех нас.

Бауман встал:

— Спасибо, что пригласил, Дон. Я постараюсь сам найти тот отчет.