Я нарочно думаю о других. Не о себе и не о Мари. Нарочно отодвигаю в сторону дурные мысли, тру пальцы, с которых не сходит красный. Словно въелся под кожу…

— Как она?!

— Слабенькая. Но я сделаю все возможное, чтобы она дотянула до клиники.

— Она выдержит перелет?

— Лететь недолго. Будем надеяться, что удача на нашей стороне.

Молча отворачиваюсь в сторону. Не люблю полагаться на то, что нельзя просчитать.

Мари едва шевельнула рукой, схватившись за мои пальцы.

— Ты здесь?

— Всегда.

Она кивает и улыбается мне слабо.

— Ты красивая.

— Врешь. Не люблю, когда ты мне врешь, Бекетов.

— Когда я тебе врал?

— Начал совсем недавно и продолжаешь врать постоянно. Мне это не нравится.

Последние слова я едва различаю, скорее угадываю. Самолет взлетает, а меня накрывает дурной мыслью, что я снова оказался чересчур самонадеянным.

Нельзя мешать личное и работу. Нельзя…

Отдалившись от эмоций, запретив их себе, я не разорвал круг, но замкнул его на себе. Мне стоило держать себя в более жестких рамках и не позволять даже тени мысли о чувствах проскользнуть внутрь…

*** Марианна ***

Яркий свет бьет по глазам. Пытаюсь пошевелиться… Не получается. Даже руки обездвижены. Накатывает паника и из горла вырываются хрипы.

На фоне яркого света появляется темно-синее пятно, обретая форму и размер, превращаясь в женщину средних лет. На ней темно-синяя медицинская форма, на нагрудном кармашке халата вышито золотистой нитью название, на шее болтается бейдж, но я не могу сфокусироваться, чтобы прочесть буквы.

— Спокойно, — нажимает теплой, мягкой ладонью на плечо, удерживая меня на месте. — Вы в больнице.

Ее английский не безупречен, в нем чувствуется сильный акцент, присущий тем, кто владеет германскими языками. Гласные выкатываются не мягко и протяжно, но звучат рублено и резко.

— Я не могу двигаться.

— Сейчас я все уберу. Но вам нельзя двигаться. Мы были вынуждены вас обездвижить, потому что у вас была повышенная нервная возбудимость, вы не контролировали свои движения.

— То есть я сбрендила и кидалась на вас?!

— Что-то вроде того, — медсестра мягко освобождает мои руки. — Но вставать нельзя. Садиться тоже, — предупреждает меня. — Просто лежите. Это единственное, что вам позволено сейчас.

— Я могу почесать кончик носа своими пальцами?

Рассмеявшись звонко, медсестра почесала кончик моего носа, спросив лукаво:

— Так лучше?

— Да, но я хотела бы сделать это сама.

— Можно. Без резких движений. Сейчас я приподниму вашу кровать так, чтобы было удобнее.

Верхняя часть кровати плывет вверх вместе со мной, придавая видимость полусидящего положения. По сути я все так же лежу…

— Где я?

— В частном медицинском центре, предгорье Альп. Из вашей палаты открывается роскошный вид. Показать?

Жалюзи на окне с правой стороны медленно ползут в сторону. От открывающегося вида захватывает дух.

Альпы? Мы были далеко… На побережье моря. Сколько прошло времени с момента, когда я покинула дом, купленный Леонидом?

— Я совсем ничего не помню. Даже как ушла в бессознательное состояние… — называю дату. — Сколько времени прошло с этого дня?

— Трое суток. Вас доставили поздней ночью.

— У меня было кровотечение. Боли. Я беременна.

В горле першит.

С трудом выдавливаю из себя вопрос:

— Что с моей беременностью?

Лицо медсестры принимает нечитаемое выражение, а на лице расцветает дежурная улыбка:

— Я позову врача, он осмотрит вас и все расскажет. Главное, не вставайте. Лежите, вам необходим отдых.

Мягкие шаги замолкают. Звучат как утешение для умирающего. Я пытаюсь понять, что со мной произошло, случился ли выкидыш? Было так много крови. Очень много…

Есть ли надежда на сохранение беременности?

Чувствую, что если не получу ответы прямо сейчас, то сойду с ума, встану и пойду искать их сама.

— Добрый день, Марианна.

Вошедшему доктору на вид лет пятьдесят. Выглядит, как типичный добрый доктор из детских сказок — с пышными усами, добрыми серыми глазами, на голове красуются щедрые залысины.

— Посмотрим, как у вас дела…

Доктор немного картавит. Присев на стул возле кровати, он неторопливо достает планшет из кармана халата и стилусом вносит в него показания приборов, попискивающих по обе стороны от кровати, рисующих синусоиды на экранах…

— Что с моей беременностью? — задаю главный вопрос.

Улыбнувшись мне, он снова переводит взгляд на экран приборов, вносит еще что-то в планшет. Словно испытывает мое терпение!

— Прошу, не молчите!

— Сразу к делу, да? — доктор качает головой. — Хорошо. Перейдем к делу. Вы поступили в наш медицинский центр с кровотечением, в почти бессознательном состоянии. Первичный осмотр показал угрозу выкидыша.

Сердце резко ухает вниз.

— И острый приступ аппендицита. Пришлось оперировать вас в срочном порядке.

— Аппендицит?

— Именно он вызвал угрозу выкидыша, — доктор становится серьезным. — Мы были очень осторожны, удалили аппендицит, постарались сохранить беременность, — делает паузу.

Что он скажет потом.

Но? И? Выразит сожаление? Обрадует?

— Не томите, ради всего святого!

— Угроза выкидыша сохраняется до сих пор. Вам придется задержаться на неопределенный срок в нашем центре.

— Но беременность при мне? Мои малыши еще тут, — опускаю ладонь на живот, который, кажется, стал еще более плоским.

— Да. При вас. Но, повторюсь, угроза миновала не полностью. Для того, чтобы сохранить ваших малышей, понадобился весь мой опыт сохранения сложных беременностей, а он у меня, позволю себе заявить, довольно велик. Поэтому… — делает паузу. — Отнеситесь к себе и детям серьезнее. Это первое. Вы были измотаны, истощены, — неодобрительно качает головой. — Такое никуда не годится. Вы должны кардинально пересмотреть свой образ жизни и привычки.

Привычки? Образ жизни? В последнее время я только и делаю, что бегу, прячусь от разных бед.

— Вы очень молоды и импульсивны, — доктор позволяет себе улыбнуться. — Полны активности, но сейчас не время для активных действий. Беременность при вашем состоянии, при ваших противопоказаниях, число которых гораздо выше среднего, вообще является даром свыше. Чудом, которое вы не щадите. Вы подвергаете риску детей и можете навсегда потерять единственный шанс стать матерью. Если сейчас не сохраните беременность, я с вероятностью в девяносто девять процентов скажу, что больше вы никогда не сможете стать мамой. Понимаете?