Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И есть что выращивать. Либо почва сильно изменилась за двадцать четыре года, либо моя мать ошибалась насчет бесплодной пустоши. А может быть, она отказалась от идеи выращивать что-то на Аляске, так и не попробовав.
Меня пронзает острая боль, и моя рука, быстрая как шпага, взлетает вверх, чтобы хлопнуть по шее. Я морщусь, когда к ладони прилипают три раздавленных комара, а затем уношу ноги в неровном темпе, отчаянно желая укрыться от насекомых и принять долгий, горячий душ.
А потом, наверное, придется ждать, пока кому-нибудь не станет наплевать на то, что я здесь, и он не проведает меня.
* * *
Каковы шансы, что здесь меня остановит полицейский?
Я думаю об этом, глядя из окна кухни на отцовский пикап, и тупая боль за глазами от недостатка кофеина быстро перерастает в грызущую пульсацию. Я ощутила ее приближение полчаса назад и от отчаяния даже попыталась осилить кружку черного кофе. Я сдалась после трех глотков, а затем провела десять минут, вычищая горький вкус изо рта зубной щеткой, не в силах проглотить больше.
Что еще хуже, теперь мой желудок урчит в знак протеста, а сердце подвергается испытанию суровой реальностью: я нахожусь в одном повороте направо, одном повороте налево или в восьми километрах, согласно записке, от цивилизации, и меня практически бросил отец.
Агнес была не права. Сегодня не лучше.
Я проверяю приложение «Убер». В моем районе нет доступных машин.
Стиснув зубы, я гуглю номер главной линии «Дикой Аляски». Потому что, разумеется, отец не додумался оставить мне свой контактный телефон.
На третий звонок отвечает Агнес.
– Это Калла.
– О, доброе утро. Как ты спала?
– Отлично. Мой папа там?
– О… нет. Он недавно улетел в Уткиагвик, чтобы проверить обстановку. Вернется только после обеда. – Затем следует пауза. – Он сказал, что оставил тебе грузовик, чтобы ты могла съездить в город.
– У меня нет водительских прав.
– О… – Я почти вижу глубокие хмурые морщины на лбу Агнес. – Значит, ты там застряла.
– В значительной степени. Без еды. – Я не пытаюсь скрыть раздражение в голосе.
– Ладно. Что ж, давай подумаем… – Я слышу, как на заднем плане шуршат бумаги. – Шэрон может прикрыть меня, пока я отвезу тебя.
– Отлично.
– Она будет в полдень.
– В полдень?
Я не знаю, кто такая Шэрон, но умею считать, и полдень означает четыре часа по времени Торонто.
К тому времени я уже умру.
– О, подожди, знаешь что? Джона сегодня поздно начинает. Он отвезет тебя в город.
– Джона? – Я чувствую, как мое лицо кривится от отвращения. Она, должно быть, шутит.
– Его грузовик все еще на подъездной дорожке?
Мое отвращение перерастает в подозрение.
– Что значит «на подъездной дорожке»?
– По соседству.
Я бросаюсь к окну, чтобы разглядеть соседний дом в пятидесяти шагах от нашего. Это очередной простой и тихий модульный дом, отделанный масляно-желтой обшивкой, которую не мешало бы помыть. Мои брови вскидываются.
– Джона живет по соседству?
– Он все еще там?
– У входа припаркован зеленый внедорожник.
Но в остальном никаких признаков жизни.
– Ладно, хорошо. Сбегай туда и попроси его отвезти тебя к Мейеру.
С каждой минутой становится все лучше и лучше.
– Он не захочет никуда меня везти, – ворчу я. И последнее, что я хочу делать, это просить его об одолжении.
– Он отвезет тебя. – В голосе Агнес звучит уверенность.
Однако я отмечаю, что она не спорит с тем фактом, что у него нет желания это делать.
– И что потом? Бросит меня там? Вы же знаете, что он специально вчера прилетел на этом крошечном самолете, так ведь?
Следует долгая пауза.
– Джона любит иногда играть в детские игры. Не дает себе заскучать. – Моего уха достигает негромкий смех Агнес. – Но он плюшевый медвежонок. И не волнуйся, я уже поговорила с Билли. Он погрузит твои чемоданы на «Караван», прилетающий сегодня днем.
Я вздыхаю с облегчением. Наконец-то хорошие новости.
– Попроси Джону свозить тебя в город. Было бы хорошо, если бы вы поладили. Они с твоим отцом близки. И не бойся поставить его на место. Он может напороться на то, что делает сам.
Я снова настороженно смотрю на лужайку.
– Или жди, пока я не приду за тобой в полдень. Решать тебе.
Попросить помощи у злобного йети или умереть от голода. Последнее может оказаться менее болезненным.
– О, и вы с Реном сегодня придете на ужин. Я надеюсь, это ничего.
– Конечно.
Если я проживу так долго.
Прежде чем успеваю хорошенько обдумать это, я запихиваю оставленные отцом деньги в сумочку, надеваю туфли на шпильках, беру солнцезащитные очки и выхожу за дверь. Я предусмотрительно надела джинсы и легкий темно-синий свитер, но комары все равно роятся вокруг меня, заставляя судорожно промчаться мимо грузовика по мокрой траве. Мои ноги утопают в болотистой земле с каждым шагом, и к тому времени, как я добираюсь до маленького деревянного крыльца у входа в дом, мои пальцы на ногах промокают и ощущают дискомфорт, подошвы туфель хлюпают и наверняка испорчены. Еще одно напоминание о том, что у меня нет дождевых сапог из-за придурка, которого я собираюсь просить о помощи.
Я изо всех сил стараюсь стереть с лица кислое выражение, когда стучу костяшками пальцев по массивной белой двери.
Через добрых десять секунд стучу сильнее.
– Подождите секунду! – отзывается грубый голос.
Раздаются тяжелые шаги, и через мгновение дверь распахивается и в дверном проеме появляется Джона, влезший в рубашку лишь наполовину.
На мгновение я теряюсь.
Джона ненамного старше меня, понимаю я теперь, когда он не прячется за кепкой и солнцезащитными очками. Лет тридцати, наверное, с небольшими морщинками между бровей. Его длинные, влажные и всклокоченные волосы свисают до линии челюсти, их концы растрепаны так, будто к ним уже много лет не прикасались ножницы.
Кстати, он не такой громоздкий, каким казался вчера из-за куртки. Вернее, он большой, но удивительно подтянутый, что стало очевидным, когда я мельком увидела ребристый торс, прежде чем его черная рубашка скрыла это приятное зрелище.
Но больше всего меня поразили его глаза. Они пронзительны в своем жестком взгляде, но радужки имеют самый светлый, самый красивый оттенок льдисто-голубого, который я когда-либо видела у мужчины.
Под всеми этими неухоженными волосами Джона на самом деле привлекательный.
– Калла!
Я вздрагиваю.
– Тебе что-то нужно? – спрашивает он медленно, раздраженно; это говорит о том, что в первый раз я пропустила его слова мимо ушей, слишком занятая разглядыванием.
Жаль, что к этим красивым глазам прилагается такой черствый язык.
Я прочищаю горло.
– Мне нужно, чтобы ты отвез