Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я поднимаю глаза, чтобы встретиться с Джоной взглядом. Он поймал меня и, вероятно, все выглядит так, будто я его разглядываю.
– Я думала, ты торопишься. – Я указываю подбородком вперед, чтобы он двинулся дальше, чувствуя, как горят мои щеки.
Он дергает за ручку тележки, отсоединяя ее от стойки.
– Куда сначала?
Хороший вопрос. Одна из роскошей того, что я все еще живу с родителями, заключается в том, что мне не нужно думать о планировании питания. Конечно, когда мы с друзьями отправляемся на выходные, мы заезжаем в продуктовый магазин и нагружаем тележку гамбургерами и тому подобным, но планированием питания на неделю занимается мама. Когда мне приходилось делать это в последний раз?
Приходилось ли мне когда-нибудь?
Интерьер «Мейера» – это чистый хаос, понимаю я, рассматривая море продуктов, которые, кажется, занимают каждый доступный квадратный метр площади. Это не то, к чему я привыкла. В редких случаях, когда мне нужно купить что-то, что у нас закончилось, я иду в местный Loblaws[15] – элегантный, стильный магазин с просторными проходами, полированными полами и привлекательными витринами с продуктами.
Что касается эстетики, то это место очень бледное по сравнению с другими, начиная с мерцающих низковольтных лампочек над головой и заканчивая потертыми серыми полами, узкими проходами, полками, забитыми товаром и увенчанными коричневыми ящиками для лишних запасов. Острова прохладительных напитков и туалетной бумаги стоят на поддонах, мешая передвижению тележек. Куда бы я ни посмотрела, везде висят огромные вывески о распродаже, но обозначенные цены не могут быть правильными, потому что десять долларов за коробку «Чириос»? Тринадцать баксов за двенадцать упаковок бутилированной воды? Тридцать два доллара за туалетную бумагу?
Единственное, что действительно примечательно в «Мейере», с восторгом отмечаю я, это небольшой кофейный бар рядом со стеклянной витриной с кремовыми пирожными и кексами, покрытыми глазурью, справа от меня. На стене, над металлической стойкой, на уровне груди висит доска, на которой от руки написано меню с вариантами горячих напитков.
Я направляюсь туда, где молодая девушка прячется за стопками бумажных стаканчиков на вынос.
– Я отчаянно нуждаюсь в кофеине. – Болезненная пульсация вспыхивает в моей голове, как бы подчеркивая эту потребность.
Почти черные глаза девушки оценивающе оглядывают меня.
– Какой размер?
– Самый большой, который у вас есть. Латте, с соей, пожалуйста.
– Мы их не делаем.
Я поднимаю взгляд на вывеску, чтобы еще раз убедиться, что у меня нет галлюцинаций.
– Здесь сказано, что делаете.
– Ну, да. Мы делаем латте. Обычный.
«Шесть с половиной американских долларов за латте в продуктовом магазине – это ненормально», – хочу сказать я, но прикусываю язык.
– Это то же самое, только сделайте с соевым молоком.
– У нас нет соевого молока, – говорит девушка медленно, как бы желая помочь мне понять.
Я делаю глубокий, успокаивающий вдох.
– Хорошо, у вас есть миндальное молоко, или кешью, или…
Мои слова сопровождаются ее отрицательно мотающейся головой.
– Значит… Полагаю, тогда вы не хотите латте.
Кажется, она готова сдаться.
– Нет, полагаю, не хочу.
Я не могу вспомнить, когда в последний раз стояла перед бариста – если ее вообще можно так назвать – и мне говорили, что альтернативы нет. Не думаю, что это вообще когда-либо случалось.
– Она создает тебе проблемы, Кейли? – спрашивает Джона, подходя ко мне со спины.
– Привет, Джона. – Кейли улыбается ему, полностью игнорируя меня.
Она не столько девушка, сколько женщина, понимаю я теперь, изучив ее внимательнее. Двадцать с небольшим лет или чуть старше, с большими миндалевидными глазами и высокими скулами. На ее лице нет ни пятнышка румян, ни мазка туши для ресниц. Она красива от природы, и тот факт, что ее брюнетистый хвост скрыт сеткой для волос, не умаляет этого.
Я носила сетку для волос только однажды, когда мне было шестнадцать лет и я, будучи бунтаркой, решила, что не смогу работать по выходным у мамы в ее цветочном магазине. Поэтому я устроилась на работу в магазин кексов через три дома. Я продержалась одну субботу, прежде чем вернулась к маме, потому что, какой бы сложной она ни казалась, она не заставляла меня носить непрезентабельные головные уборы.
– Почему ты сегодня не в самолете? – спрашивает Кейли, ее руки лениво перекладывают бумажные стаканчики, а ястребиный взгляд не отрывается от лица Джоны.
– Я отправлюсь в небо в ближайший час, как только закончу дежурство в детском саду. – Он кивает в мою сторону. – Это дочь Рена. Она еще не поняла, где находится.
– В данный момент – в аду, – огрызаюсь я, мое раздражение неожиданно вспыхивает. Я голодна, моя голова раскалывается, а он шутит на этот счет.
Джона смотрит на меня ровным взглядом, а затем наклоняется, чтобы опереться своими мускулистыми предплечьями на стойку.
– Эй, есть шанс, что ты сможешь взять с полки упаковку того, что ей нужно, и сделать кофе, чтобы ей стало немного приятнее? – Его голос звучит мягко, хрипловато.
Губы Кейли кривятся от нежелания.
– Иветте не нравится, когда мы так делаем. Это всегда приводит к бесполезным тратам.
– Не волнуйся. Мы заберем коробку с собой и заплатим за нее вперед. Тебе это ничего не будет стоить. Давай, Кейли, ты окажешь мне огромную услугу.
Я вижу только его профиль, но по тому, как прищуриваются глаза Джоны, я догадываюсь, как он на нее смотрит.
Он… флиртует с ней?
Действительно ли йети умеет флиртовать?
Кейли закатывает глаза, но затем отводит голову в сторону, ее губы игриво кривятся.
– Конечно, Джона. Дай мне секунду.
Я не могу удержаться от немедленного оскала, но скрываю его за широкой фальшивой улыбкой.
– Большое тебе спасибо, Кейли. Прости за причиненные неудобства.
Она игнорирует меня, исчезая за углом, слегка покачивая бедрами. Она неравнодушна к Джоне. Она надеется, что между ними возникнет нечто романтическое. Или нечто романтическое уже произошло между ними.
Оба сценария означают, что она явно мазохистка. А еще, возможно, психопатка.
Я чувствую на себе пристальный взгляд Джоны.
– Что?
Он трясет головой.
– Не можешь дождаться, когда вернешься домой, да?
– Знаешь что? Спасибо, что подвез. Теперь ты можешь приступить к полетам на своих маленьких самолетиках. Со мной все будет в порядке.
Я ожидаю, что он не упустит шанс бросить меня, но вместо этого Джона опирается на ручку тележки, в его глазах светится веселье.
– И как ты собираешься нести все это восемь километров домой?
– Я одолжу вещевой мешок для самого необходимого, а за