Моими единственными выходными там были пьяные, дорогостоящие трехдневные торжества с Дианой и двумя другими друзьями по случаю наших двадцать первых дней рождения. К тому времени, когда я свернулась калачиком в своем кресле, чтобы улететь домой, я была более чем готова к отъезду.

– Ага, ну, там есть кое-что еще, помимо Стрипа[14]. Большинство местных жителей ни за что туда не сунутся.

– Ты скучаешь по нему?

– Нет, черт возьми. Не мог дождаться, когда выберусь оттуда.

– Почему?

Джона вздыхает, будто у него нет сил отвечать на подобный вопрос.

– Слишком быстро, слишком громко, слишком меркантильно – выбери сама.

«Полная противоположность Бангору», – быстро понимаю я.

– Но почему именно эта часть Аляски? Я имею в виду, почему ты не вернулся в Анкоридж, если вырос там? Он выглядит неплохо. Спокойный. Из того, что я увидела, во всяком случае.

И судя по тому, что я читала, это настоящий город.

– Мне здесь больше нравится.

Я чувствую, что Джона мог бы сказать гораздо больше, но не заинтересован в этом. Тем не менее я слишком любопытна, чтобы перестать задавать вопросы.

– Как ты оказался на работе у Рена?

– Один из пилотов был старым другом моего отца. Он устроил меня.

Упоминание об отце Джоны заставляет меня вспомнить о том, что вчера рассказала Агнес. Я колеблюсь. Это деликатная тема, но это также и связь между нами.

– Я слышала, что у твоего отца тоже был рак.

Я замираю, ожидая, пока Джона скажет что-нибудь – когда умер его отец, от какого вида рака, как долго он страдал, как долго боролся. Я хочу спросить, был ли Джона близок со своим отцом, больно ли ему до сих пор. Может быть, эта информация сделает его более человечным; может быть, он смягчится, когда поймет, что у нас есть хотя бы одна общая черта.

– Ага.

Его рука крепко сжимает руль, и я тут же жалею, что заговорила об этом. Хотя, думаю, я получила ответ на вопрос, больно ли ему до сих пор.

Я быстро ищу новую, безопасную тему для разговора.

И нахожу ее в виде золотисто-желтого знака.

– Эй! У вас есть «Сабвей»! – Я даже не люблю его, но все равно в восторге, просто потому, что это что-то знакомое.

Джона разжимает свою хватку.

– Это единственная сеть, которую ты можешь найти здесь.

– Значит… Полагаю, это означает никакого «Старбакса»? – опасливо добавляю я с игривой ухмылкой.

Льдисто-голубые глаза на мгновение задерживаются на мне, прежде чем переключиться на дорогу.

– Не-а.

– Есть ли здесь место, где я могу выпить кофе?

Мы подъезжаем к светофору, первому за всю дорогу. Рукой, все еще обхватившей руль, Джона указывает длинным указательным пальцем – ноготь обкусан, кутикула потрескалась – на здание зеленого цвета.

– Прямо здесь.

Над затемненным входом висит белая вывеска на бристольском картоне.

– Магазин кофе и наживки Берты? – читаю я вслух.

– Ага. Ну, знаешь… рыбья икра, пиявки, сельдь, шэд, кусочки мертвых…

– Я поняла, – с досадой обрываю я его. – Но в кофейне? Это должно быть нарушением санитарных норм.

– Людям нужно расширяться, чтобы поддерживать свой бизнес на плаву.

– Думаю, да.

Я до сих пор содрогаюсь, когда замечаю рядом ветхое здание, состоящее из фанерных досок неправильно подобранного размера, металлических листов и стершейся краски, а еще деревянную доску, прибитую к фасаду, на которой нацарапано «Сычуань», как я полагаю, широкой кистью.

– О боже! Это… ресторан китайской кухни?

Потому что выглядит он как дворовый клуб, построенный из металлолома кучкой десятилетних мальчишек.

– Он был там всегда.

В любой другой точке Северной Америки это место было бы закрыто за целый ряд нарушений санитарных и строительных норм в один день.

– Где я, черт возьми, нахожусь? – бормочу я, наводя на развалюху телефон. Подождем, когда это увидит Диана.

Я чувствую на себе пристальный взгляд Джоны.

– Хочешь, я остановлюсь, чтобы ты могла забежать и посмотреть, есть ли у них свежая кастрюля…

– Нет, спасибо. Я подожду.

Я лучше перетерплю эту головную боль, чем приму кофе от человека, который наверняка недостаточно тщательно вымыл руки после того, как сунул их в чан с извивающимися земляными червями.

Мне кажется, что за бородой Джоны притаилась небольшая улыбка, но ее трудно разглядеть. Тем не менее я чувствую странное чувство удовлетворения от мысли о том, что этот «плюшевый медвежонок» – по описанию Агнес – может не презирать меня так сильно, как показалось вначале.

Он делает еще один поворот – либо указания моего отца на той записке были неверными, либо Джона повез меня длинным путем, – и мы оказываемся на главной улице. Дорога здесь шире, а вдоль нее стоят такие же простые, облицованные обшивкой здания, только с вывесками предприятий. В Бангоре есть все основные пункты обслуживания – адвокатская контора, дантист, торговая палата, банк, даже брокер по недвижимости, а также ряд закусочных с сэндвичами, пиццей и семейных ресторанов, которые выглядят простенько, но не так, словно в них подают листерию.

Мой желудок урчит, когда мы проезжаем мимо «Пиццы и пасты джиджи», милого жизнерадостного желтого заведения с большим количеством окон, чем у других на улице. Но неоновая вывеска «Открыто» на двери не горит. Если бы оно работало, я бы попросила Джону высадить меня там и поймала бы такси до дома.

Джона сворачивает на парковку и останавливается рядом с квадроциклом. Впереди – огромный склад с коричневой как земля обшивкой и покатой черной жестяной крышей. Вывеска над дверью гласит: «Продукты, одежда и товары для дома Мейера».

– Слушай, если ты хочешь подождать…

Он открывает дверь и ловким движением выбирается из грузовика, затем огибает его спереди, прежде чем я успеваю договорить. А потом Джона просто стоит там, сложив руки на широкой груди, и ждет меня.

– Похоже, я иду за продуктами с Джоной, – бормочу я себе под нос. По крайней мере, так он не сможет бросить меня здесь.

Я надеюсь.

Я соскальзываю с пассажирского сиденья, поправляя узкий свитер на бедрах и талии.

Глаза Джоны улавливают это едва заметное движение, а затем он отворачивается, выглядя совершенно незаинтересованным. Это прекрасно, потому что я не пытаюсь привлечь его. Интересно, какой у него идеальный тип? Я не могу даже попытаться угадать, кроме как предположить «выносливый».

Он идет к лестнице, ведущей к главному входу.

И несмотря на то что он придурок, я не могу не восхищаться изгибами его плеч и рук, пока следую за ним внутрь. У него впечатляющая верхняя часть тела. Фигура человека, который регулярно поднимает тяжести. Насчет низа ничего не