– Зачем тебе дубина, Григория? – увидел в лунном свете Юрий в руках того тонкую лесину.

– Это не дубина, это острога.

Здесь же от костра соседей донеслось:

– Ну и что? – голос явно был Лёхи, – Что тут особенного? Взял, пальнул в темнотищу!

– А надоело мне всё! – крикнул дядя Гена, – И рожи ваши надоели! Чавкаете с утра до вечера, всю тундру окрестную загадили! Хоть бы одна скотина шалаш сделала! Я вона вчера – восемь куропаток!..

Юрий и Григорич осторожно обошли место костра соседей и подошли с другой стороны, со спины дяди Гены. Вышли внезапно, где-то даже стремительно. Юрий тут же схватил ружьё в руках дяди Гены за ствол, вывернул его в сторону и вырвал из рук. Дядя Гена стоял, слегка опешив. Смотрел на Юрия и Григорича, будто понять не мог – они это или не они? И откуда они? Глаза были пьяны даже в темноте, в свете костра. Лёха был не лучше, сидел, привалившись спиной к прочным кустам тальника, глаза его не выражали ничего, кроме усталости, веки постоянно смыкались, хотелось спать, но Лёха со сном стоически боролся. Костик и моторист Фёдор спали вповалку, свернувшись на земле калачиками.

– А-а! – наконец протянул дядя Гена, пошатнулся и едва не упал в костёр, – Это вы? А поздно! Ага, поздно! Припёрлися, а тута шиш! Выпили всё! Завтрева буду, на-а… со всех спрашивать!..

Он не договорил, хотел шагнуть к Юрию, забрать ружьё, руку протянул, но запнулся за торчавший кустик карликовой берёзки, повалился лицом в мох… Так и замер. Юрий стоял, оглядываясь. Григорич сказал:

– Ну, так… угомонились. Спят.

Аккуратно перевернул лицом вверх дядю Гену, посмотрел на Лёху, вновь подтвердил свои слова:

– Спят. Долго водку пить – устаёшь. Дело понятное. Ты пока винтовку у них забери, – сказал он, кивнув на ружьё дяди Гены в руках Юрия, – пойдём, Юра, теперь тихо будет, а завтра ещё за гусями…

Уже в шалаше Юрий внезапно спросил Григорича негромко, хотя и Еся и тётя Настя не спали, ждали своих мужчин:

– Григории, а ты когда-нибудь злым или хоть сердитым бываешь? Когда-нибудь кричишь на людей? Эмоции есть у тебя резкие?

– Что? – улыбнулся он впервые, – Эмоции? – старик стал укладываться, поворочался, поворочался, потом затих и уже, когда Юрий подумал, что он спит, Григорич ответил со своей стороны шалаша, – Так оно как… вначале надо выжить, так? Вначале дело надо сделать… а эмоции потом. Что ругаться? Дело надо делать. Жить – она ведь не просто так, она… жить… злости не любит… она любит умных, а не злобных, Юра. На то она и жить!

Юрий обнял Есю, притянув к себе как можно ближе. Григорич прав – подумалось ему – жизнь, или как он сказал – жить, она злобных не любит. Так и уснули. Луна ещё посветила им на шалаш, позаглядывала внутрь через маленькие дырочки, да и ушла за реку… там светить.

Утром от костра соседей стали раздаваться крики и ругань. Ругался дядя Гена, остальные оправдывались. Ругался дядя Гена на всех за то, что никак не мог ружья своего найти. Юрий, поднявшись, взял его пятизарядку, вышел из шалаша, спокойно пошёл к потухшему костру. Мужики встретили его несколько злобно и весьма тяжёлыми глазами. Похмелье давало себя знать. Всё же пили крепко не один день, а бросили внезапно, ничего себе на «поправку здоровья» не оставив. Юрий подошёл, в его руках дядя Гена сразу признал своё оружие, хотел возмутиться, но быстро сообразил, что стоит «голый» перед противником. Юрий подошёл, сразу, без слов, ружьё бросил дяде Гене, стволом вверх, тот поймал, не особенно соображая, спросил:

– Откуда оно у тебя?

– Ты вчера подарил, – ответил Юрий грубовато.

– Я? – не поверил дядя Гена, – Когда?

– На ночь глядя, вначале водки предлагал, но я не пью, тогда ты мне ружьё своё и подарил.

– Так это, – сразу замотал головой дядя Гена, – ты это… пойми, да? Это по пьянке, я ведь… оно же на мне зарегистрировано.

– Да понятно, я и пришёл вернуть.

Сказал и, ни слова не добавив, ушёл обратно. За спиной услышал, как Костик проронил негромко, но слышно:

– Помнится мне, ты, Генка, за последней бутылкой хотел парня этого застрелить?..

– Рот закрой! – крикнул тот, – Вы у меня всю водяру сожрали! Вы мне все должны!..

– Геночка! – пьяным, совсем не протрезвевшим, голосом крикнул моторист Фёдор, – Всё вернём, всё! Дай срок, переварится и вернём!

– Ах, ты!.. – рванулся дядя Гена к нему, – Свинья!

И на глазах у своих друзей злобно и ошалело стал бить моториста Фёдора по лицу, по голове… Фёдор сидел на земле, и дяде Гене было удобно наносить удары сверху, но очень быстро руки устали, и он стал бить того ногами… Всё произошло так быстро, что ни Костя, ни Лёха, ни даже сам Фёдор, не успели ничего сделать. Наконец, когда Фёдор бессильно закрыл лицо руками и повалился на землю, скрючившись, а дядя Гена, крикнув что-то вроде: «Ага, неблагодарная скотина?!», стал бить его ногами в живот, оба оставшихся не у дел товарища вскочили с мест и оттащили дядю Гену от его жертвы. Фёдор поднялся не сразу. Вначале руки от лица убрал, потом глаза открыл, посмотрел, вскочил, оказавшись трезвым, и убежал в сторону шалаша. Там сел у костра, вроде как ощутив себя под защитой другого общества. Тут же из шалаша вылез Юрий, глянул на него, спросил без ехидства:

– Случилось что?

– Так чуть не убил, – промямлил тот, – можно, у вас посижу? Он же такой… он пульнёт!..

– Сиди, – сказал Юрий и скрылся в шалаше, но через минуту вышел оттуда уже одетый для охоты, держа в руке ружьё, проверяя патроны.

– На охоту? – спросил Фёдор.

– Ну да.

– Возьми с собой? – попросился он, – Я мешать не буду. Если что – помогу. Боюсь здесь. Дурной он. Допился.

– Пойдём, – согласился Юрий, – только потише ходи, птица шума не любит, слышит хорошо.

– Я молчком, – аккуратно, след в след Юрия, поплёлся тот за ним.

В шалаше уже никто не спал, потому весь разговор слышали. Григории, в потолок глядя, проговорил Есе и тёте Насте:

– Девушки, не ходите сегодня никуда. Зря Юра ружьё отдал, и вправду – дурной он. А сейчас у него отходняк с пьянки пойдёт да трясучка начнётся?.. А магазин, однако, далеко. Ой-ёй! Люди, люди, что творите?

Еся не послушала Григорича и, когда он, с топором в руках, ушёл на поиски дров, взяла свою «острогу» из тонкой лиственницы и охотничьего ножа, отправилась на своё мелководье искать щокуров, сигов да хариусов. Тётя Настя хотела её остановить, но Еся лишь сказала:

– А как Юра без дичи вернётся? Вдруг сегодня не повезёт? Голодными спать ляжем?

На мелководье было тихо. Гладь воды здесь даже не рябила, лежала, словно в тихом омуте, как зеркало. Еся походила вокруг, посмотрела, рыба сегодня на отмель не зашла. Стащив сапожки, сняв узкие джинсы, повязав бёдра платком, Еся вошла в воду. Отмель с утра ещё не прогрелась, вода была холодная, ноги стыли. Еся прошла отмель дважды поперёк, но рыба так себя и не обнаружила. Девушка вышла на сушу, глянула по сторонам: может, стоит пройти вверх или вниз по протоке, посмотреть другую отмель? Хотя вряд ли здесь, на коротком отрезке воды, могут быть две приличные отмели, чтобы рыба заходила. Есе было немножко тревожно, но она подбадривала себя тем, что хищника какого, медведя, к примеру, она вряд ли здесь встретит, а человека?.. Дядя Гена?.. К чему ему ходить здесь, да ещё в том состоянии, в котором Григория описал? Вдали раздался стук топора – Григория рубил. Это как-то сразу успокоило. Сунув ноги в сапоги, не надевая джинсы, она забросила их себе на плечо и пошла берегом реки.