очередь адресован совсем другой категории людей, которые способны на совершение тяжких преступлений с осознанием возможности или даже с готовностью поплатиться своей жизнью в случае их поимки.

Современные судебно-статистические данные свидетельствуют, что уровень преступлений, караемых смертной казнью, оказывается ниже как раз в тех государствах, в которых она упразднена.[100]

Последовательно проводя мысль о необходимости отмены смертной казни, известный грузинский писатель и общественный деятель И. Чавчавадзе обосновывал ее тем, что «наказание в виде смертной казни притупляет естественное сознание, которому противна кровь; при частом виде крови к ней привыкают и ухо, и душа; смертная казнь отнимает то, что нельзя приобрести за счет морали, – жизнь человека, исправить же ошибку, допущенную в вопросе оправданности смертной казни, немыслимо».[101]

Смертная казнь не только бесполезна, но и дисфункциональна и вредна, поскольку воспитывает в народе и государственных мужах чувство ненависти, нетерпимости, лицемерного коллективного эгоизма, равнодушной безответственности за своих нравственно больных сограждан, которым, согласно принципу социальной солидарности, необходимо помочь излечиться и исправиться для продолжения совместной жизни, а не отсекать их жестко и необратимо от их семей и единого общественного организма.

Смертная казнь очень дорого обходится обществу как в нравственном, так и в экономическом отношениях. Тем, кто способен рассчитать хотя бы экономическую ценность человеческой жизни, а не только принять в расчет стоимость выстрела в затылок или веревки с мылом, порцию удушающего газа или заряд электротока и т. п., нетрудно убедиться в том, что смертная казнь является самым затратным видом уголовного наказания.

А стоит ли говорить о нравственных и правовых издержках смертной казни, ошибочно примененной к невиновным людям! Сколько людей были поспешно и безвозвратно насильственно лишены жизни, сведены с ума или пожизненно искалечены по многочисленным «витебским делам», которые, в свою очередь, позволяли истинным преступникам еще глубже уверовать в свою безнаказанность, в свой безукоризненный «профессионализм» и «большое преступное будущее»! Очевидно, что при всех таких неправосудных и непоправимых ошибках смертная казнь вместо того, чтобы предупреждать совершение новых преступлений, напротив, давала истинным преступникам стопроцентные гарантии для успешного продолжения их преступной деятельности, ибо вселяла в них уверенность, что, благодаря недостаточно бдительным и нерасторопным властям, совершенные ими грехи начисто списаны с них. По данным американских социологов права, в США было вынесено 349 ошибочных приговоров к смертной казни, из них 23 приговора были приведены в исполнение.[102]

В нравственном смысле смертная казнь оказывает деградирующее воздействие на общество, мешает его культурному росту и политическому развитию. С одной стороны, закрытое исполнение смертной казни не может в полной мере выполнить своей предполагаемой превентивной функции в отношении потенциальных убийц и насильников, с другой стороны, публичные экзекуции (например, в Китае, Пакистане, Ливии, Иране и других странах) способны только вогнать все общество в состояние страха и неуверенности, культивировать в людях ненависть, жестокость и насилие и, наконец, сделать это обычным делом и даже основанием для нового роста насильственных преступлений.

Мы согласны с мнением В. Н. Кудрявцева о том, что, «государственная власть должна быть сильной – но не из-за страха, а в силу доверия со стороны народа. В этой плоскости лежит и проблема вывода оптимальных стратегий в борьбе с преступностью, где всегда переплетаются прагматические и нравственные начала… общество и государство должны двигаться вперед, усваивая уроки истории. Уроки же эти заключаются в том, что истребление преступников (и устрашение населения) как таковое не в состоянии привести к укреплению правопорядка и веры в закон».[103]

Итак, как правило, смертная казнь представляет собой бессмысленную и самоубийственную кару, которая не содержит в себе основных признаков и элементов, промежуточных и конечных целей уголовного наказания, т. е. ничего не возмещает, не восстанавливает, никого не предупреждает, не исправляет и не реабилитирует, наконец, не гарантирует социальной безопасности, правопорядка и стабильности.

Однако означает ли это, что чисто гипотетически в жизни общества нет таких случаев, когда государство обязано и потому вправе лишить жизни особо опасного преступника для устранения реальной и непосредственной угрозы жизни других людей, восстановления общественной безопасности и конституционного правопорядка? Отнюдь нет. В свое время еще Беккариа писал, что «смерть человека может считаться необходимой только по двум причинам. Первая заключается в том, что гражданин, несмотря на лишение свободы, продолжает оставаться влиятельным и могущественным, угрожая безопасности государства, ибо уже сам по себе факт его существования несет в себе угрозу для правящего режима. Смерть гражданина, следовательно, делается необходимой, когда государство борется за то, чтобы вернуть или не потерять свою свободу, или когда беспорядок заменяет собой законы в эпоху анархий. Но во время спокойного господства законов, когда существующий образ правления поддерживается всеми гражданами, опирается вовне и внутри на силу и общественное мнение, – более, может быть, значимое, чем сила, – когда верховная власть является истинным представителем народа, а богатство покупает лишь удовольствие, но не власть, я не вижу необходимости в лишении гражданина жизни, за исключением случая, когда его смерть может удержать других от совершения преступлений. Это и есть вторая причина, согласно которой смертная казнь может считаться оправданной и необходимой».[104]

Одним словом, уничтожение опасного для общества преступника только тогда необходимо и правомерно, когда общество само находится в неустойчивом, хаотическом, анархическом и неправовом состоянии из-за надвигающихся или разразившихся войн, стихийных бедствий, эпидемий и т. п., когда лишение свободы преступника является проблематичным или не дает полных гарантий исключения его общественной опасности и значительной посредственной угрозы даже при совершенной изоляции его от общества. И только в этом случае цели уголовного наказания сужаются настолько, что уже замыкаются в одной точке – покончить с неуправляемым и неконтролируемым источником общественной опасности, угрозы, реального и неминуемого беспорядка и хаоса.

Есть основания полагать, что, исходя именно из этих соображений, большевики в свое время без всяких отлагательств зверски расправились с царской семьей, не щадя ни женщин, ни детей. Они же всегда обосновывали периодическое восстановление отмененной в 1817, 1920 и 1947 гг. смертной казни существовавшими или мнимыми чрезвычайными ситуациями, как-то: обострение классовой борьбы, перипетии гражданской войны, подрывная деятельность империалистических государств и т. п.

Таким образом, смертная казнь, или, точнее, официальное право государства уничтожить крайне опасного для общества преступника, может быть только тогда исключительной мерой самозащиты (не наказания!), когда общество само находится в чрезвычайно шатком и нестабильном положении, когда угрожающий ему источник опасности полностью не контролируем в обозримом будущем, даже находясь в полной изоляции от общества. Примерно таким образом решена данная проблема в Протоколе 6 и Конвенции о защите прав человека, касающихся смертной казни, от 28 апреля 1983 г. В ст. 1 и