Ирка мчалась вперед, воздев руку с зажатым в ней кирпичом, но я как-то сразу поняла, что она не планирует заниматься строительными работами. Скорее стремится что-нибудь разрушить.

Поскольку я знала, что тоже лечу с перекошенным от злости лицом и аналогичным образом задранной рукой с бутылкой, Ирка показалась мне моим собственным отражением в зеркале – с поправкой на разницу в габаритах. Будучи вдвое толще меня, подруга даже с прижатым к боку локтем занимала почти всю ширину прохода. Со скоростью электронного калькулятора произведя несложные расчеты, я пришла к выводу, что наше столкновение будет столь же катастрофическим, как встреча на одном пути поездов, идущих из пунктов А и Б соответственно.

– Ирка, стой! – закричала я, усиленно тормозя.

Скрежет каблуков резанул уши. Чтобы не врубиться в Ирку, я круто свернула вправо и бочком проскочила в узкую щель между фонарным столбом и стеной гаража. Мой личный тормозной путь составил примерно три метра. Замедлив ход настолько, чтобы можно было совершить разворот на сто восемьдесят градусов, я обошла Ирку с тыла.

– Это ты? – обернувшись, выдохнула подруга.

– Кто же еще, – тяжело отдуваясь, сказала я, имея в виду, что крайне немного найдется идиоток, совершающих в вечерний час по узким пешеходным дорожкам спринтерские забеги с утяжелением.

– А где этот? – спросила Ирка, озираясь и при этом удерживая на лице то характерное выражение, с которым осматривается по сторонам рассерженный бультерьер.

– А где тот? – спросила я, оглядываясь на темные окна своей квартиры.

– Ты потеряла нашего шпиона?! – вопросила подруга с такой претензией, словно я проявила непозволительную рассеянность и утратила какое-то имущество, ценное для нас обеих.

– Это он меня потерял! – возмутилась я. – А ты-то сама? Куда ты подевала вторженца?

– Кого? – Ирка озадаченно моргнула и сбавила тон.

– Того, кто лез в мою квартиру!

– А-а, ты про нарушителя говоришь, – подруга совершенно успокоилась. – С ним все в порядке. Я дала ему по башке доской, и он отрубился.

– Ничего себе – всё в порядке!

Уловив в моем голосе нотки ужаса, Ирка смущенно потупилась и отбросила за спину кирпич. Из кустов донесся негодующий собачий визг на два голоса.

– Ты кирпич этот где взяла? – встав на цыпочки и заглянув за живую изгородь, с подозрением спросила я. Кирпич лежал на виду, и я не поленилась за ним слазить в мокрые кусты.

– Буквально сам мне под руку подвернулся! – пожала плечами подруга. – Черт его знает, откуда он взялся у тебя в прихожей!

– При чем тут черт? – обиделась я. – Я сама его принесла, свистнула на соседней стройке, думала снизить свои затраты на приобретение строительных материалов, а ты взяла и выбросила такую нужную вещь!

– Если тебе нужно, мы подъедем к той стройке на моей машине и натырим полный багажник таких нужных вещей! – успокоила меня Ирка.

– У тебя криминальный склад ума, – все еще дуясь, сказала я. – Ты мыслишь, как мафиози!

– С размахом, – кивнула довольная Ирка. – Кстати, о преступниках! Ты разве не хочешь посмотреть на ту асоциальную личность, которую я обезвредила с помощью доски?

– Надеюсь, хоть доску ты не выбросила? – с беспокойством спросила я. – Уже хорошо. Ладно, пошли смотреть, кого ты задержала.

– Пошли, – согласилась подруга.

Она еще раз огляделась и с отчетливым сожалением добавила:

– Раз уж нельзя обезвредить заодно и твоего шпиона…

Металлическая дверь подъезда грохнула, как гаубица, и сантехник Виталик очнулся. Чувствовал он себя так, словно и в самом деле попал под пушечный выстрел и чугунное ядро засветило ему по макушке. Правда, вскользь засветило, по касательной.

Виталик потрогал свою голову и пережил кратковременный приступ ужаса, когда обнаружил, что голова эта – чужая. У Виталика отродясь не было таких густых и длинных волос! Уже лет с двадцати его и без того жидкий волосяной покров все более редел и уменьшался по площади, а тут вдруг откуда-то взялась такая густая шевелюра, которой позавидовал бы и косматый, как снежный человек, певец Децл! Виталик оледенел, но в следующий момент оттаял, потому что вспомнил, что надел на голову длинноволосый парик Серегиной супруги. Оказывается, не зря надел – он отчасти защитил череп от удара!

Виталик заворочался, доски под ним накренились, и в руку сантехнику сам собой закатился фонарик. Виталик признал свой инструмент и не преминул воспользоваться им по прямому назначению. Поводив фонариком из стороны в сторону, он убедился, что в квартире, кроме него, никого нет.

Неподалеку в коридорчике лежала доска, даже на вид крепкая и тяжелая. Виталик посмотрел на нее с подозрением. Он не понял, упало ли это деревянное изделие ему на голову само по себе или же его кто-то уронил, но предпочел решить, что стал жертвой обстоятельств.

Потирая голову и болезненно морщась, Виталик прошел в комнату, уже привычно отвернул угол линолеума и поднял крышку люка, использовав в качестве рычага все тот же кусок доски. Наверное, ему следовало дождаться подхода напарника, но Виталик сгорал от нетерпения, страстно желая узнать, что же спрятано в сундуке.

– Ох! – взглянув на свои окна за кисейной завесой дождика, я толкнула подругу локтем в бок.

Мы как раз остановились на подходе к дому, потому что Ирке приспичило попить газировки. Видите ли, от спортивных упражнений у нее пересохло в горле! А у меня в горле застрял испуганный крик!

– Ты с ума сошла?! – поперхнувшись и облившись газировкой, возмутилась подруга. – Чего пихаешься?

Я молча тыкала пальцем в направлении окна, за которым мелькал призрачный свет. Белый луч обежал изнутри комнату, на миг уперся в стекло, заставив нас с Иркой одинаково зажмуриться, потускнел и пропал.

– Надо было забрать у мерзавца фонарик, – пробормотала подруга. – И еще связать его, да нечем было, и спешила я очень… Ну, что ты замерла как вкопанная? Пошли!

Увлекаемая решительной Иркой, я поплелась в подъезд, на ходу гадая: что хуже – мертвый Призрак Мамы Пасечника или живой грабитель?

– Возьми ключ! – шепнула я Ирке, которая первой подошла к двери.

– У меня есть, – шепнула в ответ подруга.

– Откуда это? – не ко времени удивилась я.

– У нарушителя конфисковала, – ответила Ирка, проворачивая ключ в замке с таким скрежетом, который вызывал в памяти зáмки с привидениями и прочую инфернальную чушь. В этом контексте Призрак Мамы Пасечника казался вполне уместным.

Дверь открылась, мы замерли на пороге, в свете горящей на площадке лампочки в четыре глаза осматривая прихожую и доступную обозрению часть гостиной.

– Здесь – никого, – констатировала Ирка, вступая в прихожую. – А ну, дай мне свой кирпич! Да не бойся, я его не выброшу, разве что разобью о башку негодяя, если он прячется за углом…