голова была в шкафу, когда раздался стук в дверь.

Она высунула голову как раз в тот момент, когда вошел ее отец и остановился.

— Уроки? — спросил он.

— Э-э... не совсем.

Он вздохнул.

Она ненавидела, когда он так вздыхал, и по какой-то причине ей казалось, что она часто заставляла его так вздыхать.

— За стол, Риси, — тихо приказал он.

Настала ее очередь вздохнуть.

Он стоял, скрестив руки на груди, и ждал.

Она подошла к своему столу и вытащила учебники и тетрадки.

Почувствовала, как рука отца легко обхватила ее шею сбоку примерно за секунду до того, как она это почувствовала, его губы коснулись ее волос.

— Самая красивая девушка в мире, — пробормотал он, затем отпустил ее, и она поняла, что он направился к двери.

Если у него появится горячая красотка, он будет продолжать ее считать самой красивой девушкой в мире?

Скорее всего, нет.

Черт возьми.

Она оглянулась через плечо на часы у кровати.

Было без десяти восемь. Папа никогда не заходил к ним так поздно проверить, сделали ли они домашнее задание.

Но он был занят разговором по телефону с той женщиной, поэтому опоздал.

Кларисса вернулась к своим учебникам, думая: «Блин».

* * *

Лежа на спине в своей кровати в темноте, невидящими глазами уставившись в потолок, с твердым членом, прижав телефон к уху, он слушал, как кончает Дасти.

Затем он подождал несколько секунд, прислушиваясь к ее дыханию.

Затем тихо спросил:

— Ты в порядке?

На что она с придыханием ответила:

— О да, дорогой.

Он улыбнулся в темноту.

Затем, все еще задыхаясь, услышал, как она прошептала:

— Ты хорош в этом.

Она имела в виду секс по телефону.

— Оказывается, когда дело касается тебя, у меня разыгрывается воображение.

Он слушал ее мягкий, сексуальный, музыкальный смех.

— Завтра на работу, Ангел, я должен тебя отпустить, — прошептал он.

— Что насчет тебя? — прошептала она в ответ.

— В следующий раз.

— Ты в деле.

Он снова улыбнулся в темноту.

Она находилась за тысячу миль отсюда, но все равно ждала с нетерпением.

— Хорошо выспись, — приказал он.

— О, обязательно, — ответила она, он услышал улыбку в ее голосе, и ему было чертовски приятно, что именно он вызвал у нее улыбку.

— Ночной красавчик, — тихо позвала она.

— Ночной Ангел. Поговорим завтра.

— Потрясающе, — прошептала она.

Он усмехнулся, прошептал в ответ:

— Пока, — услышал то же самое, и его большой палец нашел кнопку отключения.

Затем он бросил телефон на тумбочку, перекатился на бок, взял подушку и обхватил член рукой.

Потребовалось пять минут, чтобы его член освободился, и он смог заснуть.

И пока он бессознательно это делал, то улыбался.

4

Отделаться

Утро вторника…

Бью Лебрек ехал на своем внедорожнике по грунтовой дороге к дому Дасти.

Дому, который раньше был и его домом.

Он видел дом в стиле ранчо, небольшой сарай с двумя стойлами, где она держала двух своих лошадей, и сарай такого же размера, где она творила и обжигала свою глиняную посуду. И это все, что он видел. Его женщина владела двадцатью акрами между двумя огромными ранчо, и все остальное, что он видел, было ничем иным, как землей.

Зачем ей понадобилась эта земля, он понятия не имел. Она не рассказывала ему об этом. Она заплатила какому-то мексиканцу, чтобы получить эту землю. Сказала ему, что ее лошадям нужно место для прогулок, Бью решил, что это правда, так как ее задница каждый день была в седле. Она говорила, что это была ее своего рода фитнесс тренировка.

Зачем ей понадобилась еще одна фитнесс тренировка, он тоже понятия не имел. Она занималась йогой и пилатесом, ездила в город два раза в неделю на занятия, и в одной из ее трех спален у нее была чертова куча тренажеров. Она также ходила на какие-то сумасшедшие занятия, которые называла «тренировочным лагерем для новобранцев». Она возвращалась оттуда раскрасневшаяся и потная, но ухмылялась, как идиотка, а потом весь следующий день жаловалась, что у нее болят все мышцы. Хотя ворчала она с улыбкой, как будто ей нравилось, что у нее болят все мышцы.

И совершала она свои вылазки с Джеррой, сообщницей по преступлению. Говорила, что делала это для того, чтобы есть и пить все, что захочет. И, черт его знает, но Дасти Холлидей и в правду ела и пила все, что хотела. Вот почему, даже будучи такой занятой, какой она всегда была, на своих занятиях, со своими лошадьми, творя все эти горшки (возможно, она не заботилась о своей земле, но ей нравилось, что у нее росли цветы) и работая в сарае, она никак не могла сбросить эти лишние десять фунтов. Он продолжал уговаривать ее отказаться от текилы и шоколада. Сначала она просто улыбнулась ему. Позже ее глаза остановились на нем, и она скажет, чтобы он пошел к черту.

Нехорошо.

Он припарковался и вышел, услышав музыку, доносящуюся из сарая. Это не означало, что она находилась там. Она заходила в дом, а музыка продолжала греметь из сарая. Опять же он понятия не имел, как она могла создавать свою керамику, когда вокруг нее взрывался рок и кантри. Он не увлекался ее барахлом, но даже он понял, что керамика Дасти была, бл*дь, бомбой. С другой стороны, бомба заключалась в ценниках, которые она наклеивала на свою керамику. Но такая красота, подумал он, не может создаваться под рок-н’рол и кантри.

Он вошел в дом и в ту минуту, когда вошел, понял, что Иоланда недавно здесь побывала. Дасти было наплевать в каком состоянии она содержала свой дом или не заботилась о своих вещах. Он никогда не встречал женщину, способную устроить такой беспорядок и которой было бы наплевать на это. Единственное, что могло задеть Дасти, так это состояние кухни. Когда она готовила, она устраивала ужасный бардак, и она могла оставить его на ночь, но первым делом на следующее утро все убирала. И она всегда тормошила его задницу, чтобы он клал посуду в посудомоечную машину и вытирал за собой столешницы.

Он этого не понимал. Если бы Иоланда не приходила раз в неделю заниматься уборкой и стиркой, их спальня была бы по колено завалена одеждой и обувью, а она бы отправилась покупать новое нижнее белье, нежели старое загрузить в стиральную машину. Но Дасти