– Даже если гиппокамп и играет в нашем мозгу роль архивиста, – невозмутимо гнул свое Джош, – накапливает информацию не он. Отдельного хранилища вообще не существует. Разные виды памяти присутствуют всюду, они циркулируют в виде миллионов электрических импульсов. Чтобы мы что-то вспомнили, эти импульсы должны воспроизвести в определенный момент некую комбинацию. Гиппокамп – всего лишь диспетчер. Неделю за неделей мы проводим ночи в Центре, регистрируя фрагменты памяти, но это стрельба мимо цели.

– Одно из двух: либо ты находишься под влиянием сильного наркотика, что многое объяснило бы, либо я – полный тупица.

– Не то и не другое. Просто мой ум раз за разом затмевает твой.

– От скромности ты явно не помрешь.

– Вот видишь, это именно то, что я имел в виду! Ты сейчас напомнил мне один эпизод с Хоуп, хотя о ней не было речи.

– Все, пора тебе объяснить наконец, зачем мы едем в Центр!

– Мы разозлим диспетчера, старина! Будем бомбардировать его стимуляторами и принудим отбросить все имеющиеся в нем коды.

– Ты собрался потревожить мозг?

– Примерно так же, как ты тискал груди Тилы, ну, может, немного сильнее! – И Джош с хохотом вывалился из машины.

Люку ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. В лаборатории Джош объяснил ему наконец свою задумку.

Первый этап его проекта состоял в разработке шлема, коренным образом отличного от того, который они до сих пор использовали для регистрации нервных импульсов мозга. Новая модель не будет утыкана электродами, она будет состоять из нейронной ткани.

– Мы станем размножать наши нейроны не на кремниевых кристаллах, а в проводящей жидкости. Мы воспроизведем вне черепной коробки ее содержимое. Сначала, – продолжил Джош, увлеченный темой, – мы будем брать у наших крыс пункции цереброспинальной жидкости. Потом мы нанесем эту жидкость на тонкие мембраны…

– Что это будут за мембраны?

– Мозговые оболочки! Мы будем культивировать клетки тканей мозговых оболочек и позволим им развиваться вплоть до образования агломераций. Потом мы перенесем туда наши нейроны и позволим им соединиться в сеть. После достижения достаточной плотности ячей мы получим отличный интерфейс между компьютером и мозгом. Миллионы органических микроэлектродов свяжут сервер Центра и мою мозговую кору. Это будет то же самое, что переход от дедовского модема к оптическому волокну.

– Ты представляешь, сколько на все это потребуется времени? Даже в случае успеха?

– Разве всего два года назад ты бы поверил, что все это возможно? – воскликнул Джош, указывая Люку на кремниевые пластинки, на которых серебрилась гордость Люка – биологические чипы.

– Ладно. То, что ты несешь, убедительно доказывает, что у тебя не все дома, но я готов с тобой согласиться – просто ради удовольствия поупражнять интеллект. Что дальше?

– Дальше мы придадим шлему такую форму, чтобы она облегала череп – в данном случае мой. Я буду его надевать, а ты – проводить сеансы интенсивной стимуляции. На мне будут очки виртуальной реальности, в ушах наушники. Ты будешь ускоренно пропускать перед моими глазами тысячи изображений из банков данных и включать всякие звуки, все, какие только бывают: шум ветра, дождя, волнующейся травы, шаги по гравию, стук двери, скрип петель, шуршание ластика по бумаге и все такое прочее – короче, любые звуки, которые мы слышим в течение жизни, не обращая на них внимания. Они тоже служат кодами, включающими нашу память.

– Где их взять?

– Звукоподражатели в кино уже много лет пользуются банками звуков, они неисчерпаемы, их в Интернете полно.

– Учти, так можно подпалить себе мозги.

– До этого не дойдет. Хотя что-то в этом роде я и имею в виду. Воздействуя на своего диспетчера тысячами стимулирующих тычков с сумасшедшей скоростью, я как раз и хочу, чтобы он растерялся.

– Задумал сбить с толку свой гиппокамп? Ты полный псих, Джош!

– Не сбить с толку, а принудить его разом распахнуть все двери.

– Для чего?

– Это будет величайший взлом в истории науки: мы наконец-то сумеем проникнуть в самое логово глубокой памяти и перед уходом скопировать все ее содержимое. Ты будешь Бонни, я Клайдом.

Люк вздохнул. Теория Джоша настолько его смутила, что он уже было вознамерился собраться и уехать домой. Но за спиной у него вдруг кто-то захлопал в ладоши.

В комнату вошел Флинч.

– Не подумайте, что я за вами шпионю. Я работал по соседству, услышал шум и удивился: кто тут может находиться в такой час?

– Только сумасшедший! – подхватил Люк. – И еще один такой же, потому что дослушал его до конца.

– Не разделяю вашего скепсиса, молодой человек. То, что я только что слышал, – верх безрассудства, но именно ради таких безумств мы и финансируем вашу учебу. Ваша теория – прозрение и заблуждение в одно и то же время, именно поэтому у нее есть шанс оказаться гениальной. Недаром говорят, что нет ничего неотвратимее, чем невозможное!

– Благодарю вас, – откликнулся Джош, не скрывая радости: наконец-то его поняли!

– Что касается вашего шлема, то мы постараемся выиграть для вас время. У одной нашей команды разработан материал, который вам здорово пригодится. Я очень скоро свяжу вас с ней. Междисциплинарное сотрудничество – это же самая суть нашей организации, не так ли?

* * *

– Брось кривляться! Откуда тебе было знать, что Флинч рыщет поблизости?

– Лично я ни за что не поверю, что он очутился там случайно, – возразил Джош.

– На что ты намекаешь?

– Не намекаю, а утверждаю: он соврал! Он за нами шпионил.

– Думаешь, в лаборатории стоит микрофон?

– Я бы не удивился.

– Возьми и спроси его, – предложил Люк, сворачивая с шоссе.

Подвезя Джоша к его дому, он пообещал обдумать их разговор. Они условились снова встретиться в Центре назавтра.

– Думаешь, я сглупил, отпустив Тилу к другому? – спросил Люк, когда Джош распахнул дверцу.

– Это не тот вопрос, который нужно ставить перед собой. По крайней мере, если ставить, то не так.

– А как?

– Ты действительно ее любил?

– Мне было с ней хорошо. Признаться, после ее ухода мне стало одиноко.

– Я тебе сочувствую, Люк.

– Если кого и обвинять, то Центр, а не тебя. Ты ни при чем.

– Меня огорчает другое. Я думаю, ты отпустил Тилу потому, что любишь не ее.

Не дав Люку времени ответить, Джош вылез из машины и нырнул в подъезд.

* * *

Хоуп сидела по-турецки на полу, с книгой на коленях. Она была так поглощена чтением, что не услышала, как вошел Джош. Он воспользовался этим, чтобы ею полюбоваться. Если бы он взялся ее рисовать, то изобразил бы именно такой. Хоуп всегда занималась, сидя на полу, зажав в зубах карандаш, как сигарету, и накрутив на пальцы левой руки прядь волос.