— Сарган — это вообще что? — тихо недоумевала итальянка за соседним столиком.

— Да черт его знает… Но смотри, оно подается с горошком, ты же любишь горошек, — вышел из положения ее кавалер.

Мы тоже выбрали рыбное блюдо по гарниру — в ихтиологии никто из нас не силен. Люди вокруг уморительно пытались изображать креветку или форель. Те, кому уже принесли заказ, чувствовали себя звездами светской хроники — завистливые взгляды присутствующих сразу же обращались в их сторону, им заглядывали в рот и, не стесняясь, обсуждали их манеру обсасывать косточки. Мы были так голодны, что, забыв о политесе, сжевали наше бесконечно вкусное «то-не-знаю-что с овощным рагу», игнорируя робкие попытки соседей-итальянцев завязать разговор на тему содержимого наших тарелок.

* * *

Трогир со Сплитом разделяют какие-то сорок километров, но кажется, что между ними портал в иное измерение. В отличие от мягкого, неторопливого Трогира, Сплит устраивает неподготовленному курортнику настоящий контрастный душ из впечатлений. Порт тут соседствует с мраморным променадом: по одну сторону пальмовой гряды потные моряки разгружают трюмы, по другую — потягивают дайкири странноватые богемные персонажи. Хиппи дымят самокрутками, растаманы бьют в тамтамы, студентки в провокационных шортиках переписывают конспекты, устроившись на нагретых ступеньках фонтана, а дамы постарше бестрепетно разгуливают в купальниках и аметистовых сережках. И пусть кто-то рискнет выразить сомнение в их вкусе: карликовый пинчер всегда на страже хозяйкиных чести и достоинства! Каждые полчаса на улицы Сплита выбрасывается новый десант туристов, прибывающих по земле, воде и воздуху, чтобы побродить по руинам дворца римского императора Диоклетиана. Правитель вошел в историю тем, что на пике народного доверия добровольно сложил с себя императорские полномочия и удалился в провинцию возделывать грядки. «Какая политика, братцы! — возразил Диоклетиан послам, прибывшим просить его вернуться на трон. — Посмотрите лучше, какая у меня выросла капуста!» Будь Сплит в Италии или во Франции, капуста тушеная-жареная-пареная давно бы стала местным деликатесом, пусть даже она, по-честному, никогда здесь особо не росла. Магазинчики наперебой предлагали бы сувенирные кочаны и кочерыжки, исполненные в алюминии и полудрагоценных металлах. Стилизованная капуста красовалась бы на туристических буклетах, а то и на гербе города. Но хорватский Сплит не таков. Он не без оснований считает, что его настоящее не менее славно, чем его прошлое. Поэтому в исполинском остове дворца Диоклетиана прижились кофейни, посетители которых раскладывают подушки прямо на древних ступенях, рынок со всякой всячиной, торговцы которого крепят тенты к обветшалым колоннам, и целая колония разномастных кошек, демонстрирующих гибкость и грацию в арочных пролетах.

Впервые за последние три дня мы пили алкоголь не местного производства, а самую что ни на есть импортную клубничную «Маргариту». Вокруг сидели накрашенные девушки и парни с гелевыми укладками — и поблизости не было ни одного указателя на кемпинг. Я чувствовала себя в своей тарелке и блаженно улыбалась. Я даже выбила себе право на послеобеденный шопинг. В общем, день обещал быть приятным. И тут Гийом спросил:

— Ты не забыла резиновые тапочки?

— Резиновые тапочки? — переспросила я, низвергаясь с небес на землю.

— Помнишь, в списке необходимых вещей, который я тебе прислал перед поездкой, были резиновые тапочки для купания на каменистых пляжах?

А-а… кажется, и правда были. Наряду с ними в списке фигурировали также гель от клещей, ботинки для горных восхождений и компас. Я отнеслась к этому как к художественному преувеличению. В моей реальности не было такой горы, которую нельзя покорить на шпильках, и такой ситуации, когда не у кого поинтересоваться, где тут север. Впрочем, необходимость справляться о расположении севера в центре Европы тоже казалась мне довольно надуманной.

— У меня их и не было отродясь, — пожала я плечами.

— Как же ты собираешься завтра купаться?! — воскликнул Гийом.

— Ну, я же не купальник забыла. Справлюсь как-нибудь! Вы, европейцы, и на прогулки по городу с альпенштоками ходите.

Гийом, казалось, не придал моему едкому выпаду значения. Он отомстил позже, когда мы отправились бродить по магазинам. Для меня это была редкая возможность снова почувствовать себя человеком. Я ныряла в бутики, словно Скрудж Макдак в деньгохранилище. Знакомая атмосфера чуткой заботы обнимала мое искусанное комарами тело. Я начинала восторженно перебирать струящиеся платья со стразами, чувствуя, как через них мне передается энергия. Рядом со мной тут же вырастала вежливая девушка, готовая помочь с размером и фасоном; мы улыбались друг другу и щебетали о форме декольте и отделке подола. Гийом выжидал какое-то время, а затем подходил и говорил:

— Вообще-то мы ищем резиновые тапочки. У вас случайно нет? Желательно без стразов.

Девушка сдувалась, как воздушный шарик, и рассерженно уходила в подсобное помещение, чтобы никогда оттуда не вернуться.

* * *

Будет неправдой сказать, что мы не пили за рулем. Пили. Я, как штурман, порой даже злоупотребляла. Отказать себе в хорватском алкоголе очень сложно. Если в портовом ресторанчике нет такого буржуазного излишества, как винная карта, то только затем, чтобы не затруднять растерянного клиента выбором. Иначе он никогда не определится между вином всех мастей и степеней сладости, ликерами из замысловатых ягод, травяными настойками, ромом собственного производства и десятком сортов местного пива. Как раз за распитием чего-то где-то в середине острова Хвар мы обнаружили на карте досадную неприятность — кусочек Боснии и Герцеговины, двадцатикилометровым клином разбивающий береговую линию Хорватии.

Иными словами, мы были отрезаны от Дубровника, цели нашего автопробега, двумя границами — на обеих пограничники могли потребовать въездной документ, а моя липовая бронь уверяла, что всю неделю я буду загорать и купаться в Истрии, то есть в противоположном от Дубровника конце страны.

Гийом, далекий от визовых вопросов, никак не мог взять в толк, почему мы не можем продолжать ехать по прибрежной магистрали, как все нормальные люди. В какой-то момент его логика выбросила белый флаг, и он принял за аксиому то, что русские любят создавать себе проблемы и преодолевать их. Я не стала его разубеждать. После нервного напряжения в загребском аэропорту у меня пропала всякая охота играть в игры с погранпостами. К Дубровнику решено было добираться по островам. Всего несколько километров водной глади отделяли хварский порт Сучурай от северной оконечности полуострова Пелешац, единственное шоссе которого вело как раз в Дубровник.

В порту Сучурай выяснилось, что паромного сообщения между островом и полуостровом нет — нам придется плыть на континент, а там на следующий день садиться на паром к Пелешацу.

— Вы, русские, не любите двигаться по прямой, — заметил Гийом, разглядывая карту паромных маршрутов.

— Зато с нами жизнь полна приключений, — парировала я.

Я успокаивала себя только тем, что эту историю потом можно будет выгодно продать какому-нибудь журналу о путешествиях.